Пропуск в райский сад - читать онлайн книгу. Автор: Натали де Рамон cтр.№ 2

— О боже, — простонал Марк. — Ну что мне еще сделать, чтобы ты перестала терзать себя? Меня? Нашу девочку?

— Прости… — Я приподняла голову, поцеловала его в шею и за ухом, где он очень любит, лизнула мочку и, под одеялом ведя рукой по его бедру, интимно предложила: — Правда, давай немножко вспомним о…

Марк резко остановил мою руку.

— Нет. Пожалуйста!.. Она ведь там. Живая. Маленькая… Я… Я не могу! Я сделаю ей больно! — Он прижал мою голову к себе, поцеловал волосы, отстранился и виновато добавил: — Можно, я пойду покурю? Я быстро!

— Хорошо. Конечно.

— Не обижайся. — Коснулся губами моего лба и ушел.

Я слышала, как под его ногами заскрипели деревянные ступени, потом — его шаги внизу. Хлопнула входная дверь.

По обеим сторонам дороги тянулись виноградники. Корявые, еще сонные темные лозы доверчиво подставляли теплому свету свои намученные за зиму бока, из экономии сил почти не отбрасывая тени на коричневатую землю.

В раскрытые окна моей машины влетал ветерок и обнадеживал игривым весенним запахом. Лужи на грунтовой дороге радостно отражали небесную лазурь, налитую солнцем. Такие старательные маленькие зеркала… Я улыбнулась.

Это было так странно, что я даже несколько мгновений держала руль одной рукой, чтобы другой потрогать собственные губы и уголки рта. Потрясающе! Значит, я опять могу улыбаться! Радоваться жизни и свету, как пережившая зиму старая виноградная лоза. Да здравствует весна!

Я повернула рычажок на приборной доске, и «бугатти» принялся послушно ликвидировать свою крышу. Она чуть-чуть поизображала парус, потом недовольно скрежетнула и убралась в недра машины. Ветерок тут же растрепал мои волосы. До чего же хорошо!

Я остановила машину, откинулась на спинку кресла. Рука сама собой потянулась к «бардачку» за сигаретами. Ну еще чего! Где твоя хваленая логика, Соланж Омье? Нюхай весну, никотина в тебе больше чем достаточно.

Я запрокинула голову, закрыла глаза. Как я могла жить без этого всего? Без просторного неба, без этих виноградных лоз до самого горизонта? Без живого солнечного воздуха, без смены времен года, наконец?

Весна в городе, конечно, наступает тоже, что-то там расцветает и распускается, начинают работать фонтаны, но в основном о течении времени там больше известно из газет, из масс-медиа. Но разве в моей телестудии бывает зима или весна? Всегда одно и то же: те же декорации, тот же свет, та же температура воздуха, даже настоящих окон нет. Зачем в телестудии настоящие окна, если при помощи компьютера у телезрителей создается впечатление, что ведущая программы «Коктейль с…», Соланж Омье, сидит на фоне панорамы Парижа, якобы расстилающейся за безмерными стеклянными стенами. Причем «живой» панорамы! С движущимися машинами и пешеходами и с соблюдением времен года…

Ты не в том времени употребила глагол «сидеть»: Соланж Омье не «сидит», а сидела! — поправила я себя. И открыла глаза. Соланж Омье сидит теперь в «бугатти» где-то под Тулузой, а в студии «Коктейль с…» сидит Аристид.

Я представила себе его напыщенную рожу и улыбнулась опять. И это было просто восхитительно! Значит, теперь я могу думать с улыбкой даже об этом завистливом мерзавце!

А что, если подумать о Бруно? О Бруно Дакоре, великом кардиохирурге и моем все еще муже… И тут я, к собственному изумлению, хохотнула вслух! «Ты шлюха, Соланж, ты ничтожество! — Его презрительный взгляд и характерный мурчащий голос, который когда-то казался мне упоительной музыкой. — Как ты была девкой своего Консидерабля, так ею и осталась!»

Смешно… Только улыбка у меня сейчас вышла грустной, потому что я подумала об Оливье.

— Ты сильная, Соланж, ты справишься. — Усталые глаза, совершенно седые волосы и так внезапно состарившиеся руки — шнурочки вен с коричневыми пятнышками пигментации…

Но ведь Оливье только шестьдесят два! Зачем он сдался? Сдался и предал меня… Он же сам понимает, что предал, потому и:

— Уезжай из Парижа, Соланж. Уезжай, отдохни, пережди. Здесь тебе будет трудно отшивать репортеров. Это не шутка — указать звезде на дверь! Но Аристид — мой сын. Понимаешь, сын. А не только генеральный продюсер моего канала.

Я покивала. Сейчас, сидя в машине за тридевять земель, покивала точно так же, как тогда, у постели Консидерабля.

— Ты талантлива, Соланж, и фантастически работоспособна. Тебя возьмет любой канал, любая студия. Но без скандала!

— Я не собираюсь устраивать скандал.

Теперь покивал Консидерабль. Прикрыл глаза и покивал. Виновато и устало. Потом дотронулся до моей руки и попросил:

— Открой правый ящик письменного стола и возьми ключи.

Это были ключи от его новенького «бугатти». Я сразу их узнала.

— Возьми себе, Соланж. И не обижайся, это просто подарок, а не материальная компенса…

Я перебила:

— Возьму, Оливье! Возьму. Я же корыстная провинциалка.

— Вот и хорошо. — Он улыбнулся. — Скажи «спасибо» и уезжай.

— Спасибо. — Я наклонилась и поцеловала его в губы.

Он погладил меня по спине.

— В том же ящике возьми бумаги на машину. Я оформил ее на тебя. И, пожалуйста, уезжай.

— Куда?

— Куда угодно. Все забудется к осени…

Я закурила и тронула с места «бугатти». И он медленно поплыл среди оживающих виноградников.

Консидерабль как всегда оказался прав — в осаде парижских репортеров я не выдержала и недели. И сбежала — села в его «бугатти» и поехала, не очень понимая, зачем и куда. Ну, насчет «куда» проще — дорога сама вела меня в Альбуа, к маме. Наивно почти в тридцать шесть спасаться у мамы, и я могла бы отправиться в любую точку земного шара, в Ванкувер, например, где сейчас осчастливливает тамошнюю клинику великий кардиохирург доктор Дакор, мой муж…

Я швырнула сигарету в лужу.

Обрадованный таким решением ветерок принялся заботливо сдувать с меня остатки дыма. Я подбавила скорости.

Я оживу, выживу, выдержу! — твердила я себе. Как эти старые лозы, они каждый год выдерживают зиму. И я смогу!

Ветер усиливался. Я невольно прибавила скорость и почти тут же вернула рычаг назад. Мне не нужно больше торопиться! До родного Альбуа теперь километров сорок, зачем мне опять гнать и бежать? Я уже сбежала ото всех: от Бруно, от Аристида Консидерабля, от репортеров, от назойливых поклонников моей популярности во всех придорожных бистро и на всех бензоколонках.

При воспоминании о бензоколонке мне опять стало смешно. Парень, которого я попросила залить «бугатти» полный бак, вместо того чтобы приступить к делу, завопил:

— Мама! Аньес! Жерар! Полет! Дядя Тото! Смотрите, кто к нам приехал! Вы живая, Соланж Омье? Я вас за руку потрогаю, можно? У меня эта рука чистая. Ну, мама, Аньес! Скорее!