Традиции демонов - читать онлайн книгу. Автор: Чингиз Абдуллаев cтр.№ 43

Через два километра машина остановилась. Водитель показал им на домик в зарослях камыша. Это был небольшой дом из глины. Они вылезли из машины, прошли по зыбкой почве. У дома их встретил пожилой человек. На вид ему было лет шестьдесят.

— Добрый день, — вежливо поздоровался Фархад.

— И вам доброго дня, — отозвался старик, — входите в дом. Вы можете поесть и отдохнуть. Меня предупредили о гостях, которые к нам приедут.

— У вас есть телефон? — спросил Фархад.

— Нет, — ответил старик, — здесь нет телефонов. Они не нужны. В этих камышах они не работают. Здесь негде устанавливать антенны и передающие устройства.

В доме было чисто и уютно. На столе лежали раскатанные лепешки — лаваши, сыр, помидоры, огурцы, зелень и куски отварной баранины, которую здесь так любили.

— Опять ужинать? — удивилась Алена. — В четыре часа утра? Нет, я больше не могу.

— Садитесь, — пригласил старик, — угощайтесь.

— Нельзя отказываться, — строго заметил Сеидов, — садитесь к столу. Не обязательно все есть, но мы обязаны проявить уважение к хозяину дома.

Они сели за стол. Старик поставил две большие бутылки местного вина. Скорее местной водки, которую делали из фиников.

— Извините за беспокойство, которое мы вам доставили, — вежливо сказал Фархад.

— Какое беспокойство? — удивился старик. — Я рыбак и живу на этом озере уже семьдесят лет. И привык подниматься рано, с утренней зарей. И хотя мои руки уже не так ловки, как раньше, я все еще считаюсь самым лучшим рыбаком в наших местах.

— Как вас зовут?

— Интигам. Я из Керкука. Мои предки были туркменами.

— Интигам означает месть по-азербайджански, — пояснил Фархад своим спутникам и, снова обращаясь к старику, спросил: — Почему вы переехали сюда?

— Это было еще восемьдесят лет назал. Нашу деревню уничтожили, а моя мать носила меня под сердцем. Она назвала меня Интигамом, чтобы я помнил о тех, кто уничтожил нашу деревню, и привезла меня сюда. Сначала в Басру, а когда я подрос, сюда. И вот уже семьдесят лет я живу среди этих камышей.

— Сколько вам лет? — удивился Кажгельды.

— Восемьдесят два, — улыбнулся старик, — но никто не догадывается, сколько мне лет на самом деле.

— А ваше имя сыграло какую-то роль в вашей судьбе? — не успокаивался Кажгельды.

— Конечно, — ответил старик, — поэтому я и живу здесь, в камышах. Когда мне исполнилось двадцать пять лет, я вернулся в Керкук, нашел главу племени, которое истребило нашу деревню, и зарезал его вот этой рукой. Я не мог поступить иначе, ведь мать дала мне такое имя.

— Какой кошмар, — произнесла Алена, когда Кажгельды перевел ей этот монолог.

Они вместе с переводчиком попробовали местной водки, и обоим понравилась эта настойка.

— Значит, вы из племени туркманов, — уточнил Фархад и перешел на азербайджанский язык. На самом деле живущие на севере туркманы были южными азербайджанцами, волею судеб оказавшимися разделенными со своими братьями в Иране и Азербайджане.

— Вы помните свой родной язык? — спросил Сеидов.

— Конечно, помню, — обрадовался старик. — Ты говоришь на нашем языке. Значит, ты тоже из туркман?

— Нет. Я родился в Баку. Но мы говорим на одном языке. Поэтому я вас понимаю. Это родной язык моего народа.

— Аллах послал мне радость в мои годы, — всплеснул руками Интигам, — значит, в других странах тоже живут люди моего племени?

— Они уже не племя, а многомиллионный народ, — пояснил Сеидов, — и есть целая страна. Кроме того, нас окружают соседи — турки, туркмены, узбеки, казахи, киргизы, татары, которые тоже говорят на понятном нам языке.

Старик радостно закивал головой и, поднявшись, вышел из дома.

— Что ты ему говорил? — спросила Алена.

— О родстве тюркских народов, — пояснил Фархад.

— Я начинаю подозревать, что ты отъявленный националист и религиозный фанатик, — пробормотала она, с трудом сдерживая улыбку.

— Ненавижу националистов, — сразу ответил Сеидов, — они разрушили нашу прежнюю страну, устроили бойню между азербайджанцами и армянами. Национализм всегда выражение чувства неполноценности нации. Я их просто презираю.

— Кажется, я задела твое больное место.

— Еще какое. Ты даже не можешь себе представить, насколько жалкими и подлыми методами пользуются националисты. Я искренне считаю, что люди, провозглашающие свою нацию лучше других, являются больными параноиками. В мире столько умных народов и наций, у которых нужно учиться. Англичане, французы, русские, немцы, итальянцы, японцы, китайцы, всех невозможно перечислить…

— И евреи как особая нация, — улыбнулась Алена.

— Да, — согласился Фархад, — по-настоящему особая нация. Я об этом часто думаю. Ни одному народу в истории не пришлось перенести столько страданий, сколько перенес еврейский народ. Ни один народ сознательно не уничтожали с такой ненавистью и злостью. И ведь не только в фашистской Германии. Еще за две тысячи лет до этого. И потом по всей Европе. Их сжигали на кострах, убивали, выгоняли, грабили. А сколько погромов было в царской России? У нас в Баку, где я вырос, не было ни одного еврейского погрома за всю историю города. И мы этим очень гордились. Может быть, другим народам нужно учиться у евреев умению выживать вопреки всему, умению верить в свои идеалы, даже тогда, когда верить невозможно, умению жить там, где нельзя выжить. Они сохранились в истории без своего государства и своей территории. Великие нации и народы растворились в глубине исторического прошлого, а они сохранились, вопреки всему. Я бы посылал туда людей из других стран, чтобы они учились этому секрету выживания.

— У тебя к ним особое отношение, — усмехнулась Алена, — а я думала, что ты их должен ненавидеть, — она показала на сломанное кольцо.

— Тогда я должен ненавидеть и вас, — заметил Фархад. — Ты знаешь, как мне было трудно в девяностые годы в Москве? Иногда я слышал за своей спиной обидные слова, а иногда мне прямо в лицо говорили, что слишком много «чернозадых» приехало в столицу. Такие вещи говорят до сих пор, но уже не мне, а моим племянникам или детям моих друзей. Так вот, я никогда не считал говоривших подобные слова придурков представителями русской нации. Нации, давшей миру Пушкина и Чайковского, Толстого и Чехова. Поэтому я всю жизнь презирал националистов и восторгался людьми, которые любят и уважают другие народы.

— Ты у нас космополит, — заметила Алена.

Кажгельды удивленно слушал их монолог. Он давно обратил внимание на их отношения. Иногда, забываясь, они переходили на «ты». Впрочем, это было не его дело. В конце концов, каждый начальник имеет право на красивую помощницу или секретаря, с которой можно говорить на «ты».