Я мог бы привлечь тебя за похищение ребенка, — сказал Мэтт, когда я дозвонилась ему в офис. К счастью, он говорил не всерьез. Мой голос тут же стал елейным.
Это было спонтанное решение, — оправдывалась я. — Мне действительно очень жаль. Мы можем сейчас же развернуться, если…
Все нормально. Думаю, Квебек — отличная идея. Вы успеете вернуться ко вторнику?
Конечно.
А ты предупредила в школе, что он пропустит понедельник?
Разумеется. Не такая уж я безответственная.
Никто не говорит, что ты безответственная, Кейт.
Но подразумевает.
Ты неправа.
Хорошо, хорошо. Послушай, мне так жаль, что я сорвала ваши планы на хоккей.
Не в этом дело…
Тогда в чем, Мэтт?
Ты никак не можешь остановиться.
Я ничего и не начинала.
Ладно, ты победила. Довольна?
Я не рвалась ни к какой победе, Мэтт.
Всё, тема закрыта.
Отлично, — сказала я, раздраженная очевидной глупостью этого обмена колкостями. Неужели я никогда не успокоюсь? После короткой паузы я спросила: — Хочешь поговорить с Этаном?
Да, пожалуйста.
Я передала телефон сыну.
Твой папа, — сказала я.
Я прислушивалась к их разговору. Голос Этана был несколько напряженным, робким — конечно, он был слегка смущен тем спором, который невольно подслушал. Я испытала ужасное чувство вины и вновь задалась вопросом, перестанет ли он когда-нибудь ненавидеть нас за то, что мы внесли сумятицу в его жизнь.
Да, пап… да, хотел бы… цирк — это здорово… да, я буду слушаться маму… да, пока…
Он передал мне телефон. Мы долго молчали. Наконец он сказал:
Я есть хочу.
Мы остановились у «Макдоналдса» на выезде из Нью-Палтц. Этан сидел тихо, жевал свой «Чиккен Макнаггетс» и картошку, поигрывая дешевой пластиковой игрушкой, вложенной в пакетик с детским набором. Я потягивала горький кофе из пластикового стаканчика, с тревогой вглядываясь в сына, отчаянно желая избавить его от переживаний… и зная, что это невозможно.
Я коснулась его липа:
Этан, дорогой…
Он вдруг резко дернул головой и заплакал.
Я хочу, чтобы ты жила с папой, — всхлипнул он.
О боже…
Я потянулась к нему, но он отстранился и зарыдал громче:
Я хочу, чтобы мама и папа жили вместе.
Его голос уже срывался, и слышать это было невыносимо. Пожилая пара за соседним столиком сурово посмотрела на меня, как будто я олицетворяла все зло современной женщины. Этан вдруг бросился мне на грудь. Я крепко обняла его и покачивала, пока он не успокоился.
Когда мы снова двинулись в путь, Этан заснул. Я смотрела прямо перед собой, на ночное шоссе, пытаясь сконцентрироваться за рулем. Мои глаза заволакивало пеленой слез, над дорогой стелился легкий туман, и свет фар пытался пробить его ватную завесу. У меня было такое ощущение, будто я еду в вакуум. В пустоту, такую же, что царила у меня в душе.
Когда мы подъехали к отелю, который я заказала в Сарасота Спрингз, Этан все еще спал. Так что мне пришлось отнести его на руках в номер, переодеть в пижаму и уложить в постель. Потом я легла в ванну и целый час тупо смотрела в потолок.
Наконец я заставила себя вылезти из ванны и заказала в номер салат «Цезарь» и полбутылки красного вина. Я отужинала салатом с вином, попыталась читать роман Энн Тайлер, который бросила в сумку, но текст расплывался перед глазами. Я отложила книгу и уставилась в окно, на падающий снег. Как я ни старалась отвлечься, но одна навязчивая мысль не отпускала меня: я сама все испортила.
Снегопад закончился к моменту моего пробуждения. Утро — ясное и холодное — обещало удачный день. Я чувствовала себя отдохнувшей. Этан повеселел и пребывал в радостном ожидании поездки на север. Он с аппетитом умял порцию оладий. Задал мне кучу вопросов о предстоящем путешествии. Ему хотелось знать, увидим ли мы в Канаде медведей. Или лосей. Или волков.
Может быть, волка, если повезет, — сказала я.
Но я хочу увидеть и медведя.
Посмотрим, можно ли это устроить.
Дорога до Квебека заняла около семи часов, но Этан, казалось, был в восторге от поездки. Тем более что я положила ему в сумку «гейм-бой» — и с облегчением отметила, что его не тошнит в машине, пока он занят любимой игрушкой. А еще он читал. И мы болтали обо всем на свете (правда ли, что Годзилла был хорошим монстром, который просто не нашел своего места в жизни; кому из рейнджеров Этан хотел бы подражать, когда вырастет). Ему понравился процесс пересечения границы — и он очаровал женщину-инспектора на канадской таможне, спросив ее, где можно купить волка. Его забавляли дорожные знаки на французском языке. Мы проехали Монреаль и по трассе номер 40 двинулись дальше на север. Дорога привела нас в Сент-Лоуренс — и Этан завороженно смотрел на могучую реку, скованную льдом. Опускалась ночь. До Квебека оставалось еще два часа. Этана сморил сон, но он встрепенулся, как только мы свернули на подъездную аллею Замка Фронтенак. Холодный воздух взбодрил его. Наш номер в гранд-отеле был тесным, зато из окна открывался фантастический вид на город. Этан с восторгом смотрел на сказочные огни Старого Квебека.
Я хочу спуститься вниз, — сказал он.
Мы снова оделись и вышли на улицу. Падал легкий снег. Искусственные газовые фонари Старого Квебека отбрасывали на мощеные мостовые загадочный свет. Пряничная архитектура города казалась очень аппетитной. Этан держал меня за руку и смотрел по сторонам широко открытыми глазами. Наблюдая его искреннюю радость, я впервые за последнее время ощутила душевный подъем.
Я хочу здесь жить, — сказал Этан.
Я рассмеялась?
Но тогда тебе придется учить французский.
Я смогу. Но и вам с папой тоже придется выучить французский.
Я попыталась отмахнуться от накатившей грусти.
Давай вернемся в отель, Этан. Холодно.
Поднявшись к себе, мы заказали еду в номер. Когда Этан расправился с le bot dog et pommes frites
[81]
(я взяла себе нежнейший coq au vin
[82]
), он сказал:
В следующий раз, когда рванем куда-нибудь, папа поедет с нами.
Этан, дорогой…
А на Пасху мы все вместе можем съездить в Диснейленд.
Мы туда съездим с тобой вдвоем, Этан, — сказала я.
И папа с нами.
Я сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Взяла Этана за руку