Испанский любовник - читать онлайн книгу. Автор: Джоанна Троллоп cтр.№ 57

Джулиет посмотрела на нее долгим изумленным взглядом.

– Верно, – тихо ответила она.

– Хорошо, – сказала Фрэнсис. Она взяла бутылку из ведерка со льдом. – Тогда выпей это, и я налью тебе еще вина.

Позже, когда она ехала в аэропорт встречать Луиса, который прилетел вечерним рейсом, у Фрэнсис не было чувства раскаяния за сказанное Джулиет. Ей было жалко сестру, но она уже не испытывала, как раньше, почти физическую привязанность к ней. Ее представления о том, как ей следует заботиться о Лиззи, существенно изменились. У нее теперь был другой объект заботы, и объект этот как раз сейчас спускался с небес на землю – его самолет совершал посадку в аэропорту Хитроу. Кроме того, у Фрэнсис появились новые заботы и о себе, и очень важные заботы, которые она по своему характеру настолько же стремилась спрятать от окружающих, насколько Лиззи стремилась обнародовать.

Все мысли Фрэнсис концентрировались сейчас вокруг Луиса. Их роман, бурно протекавший в коротких перерывах в их деловой жизни, мог показаться постороннему верхом романтики – постоянные перелеты, нечастые желанные свидания и частые разговоры по телефону, расставания и встречи – короче, ничем не замутненная богатая питательная среда для страстной любви. Но уже в начале отношений с Луисом Фрэнсис обнаружила, что сама их природа включила счетчик времени, причем именно в тот момент, когда Луис со страстностью говорил ей, что, чтобы быть любовниками, они должны суметь понять душу каждого из их народов. И от этого мерно тикающего счетчика никуда не уйти, сколько ни пытайся приостановить ход времени отъездами по делам или паузами между телефонными разговорами. Любовные отношения развиваются по своим неумолимым законам. Что бы ты ни предпринимал, какие бы усилия над собой ни делал, эти отношения будут развиваться в определенном направлении и будут меняться, заставляя и тебя меняться вместе с ними. „И прекрасное доказательство этому, – сказала себе Фрэнсис, в такт словам слегка постукивая ладонью по рулю, – хотя бы то, что если еще в мае я продала бы душу дьяволу за то, чтобы стать его любовницей, то теперь, по прошествии шести месяцев, я хочу быть чем-то большим".

Она уже прямо говорила ему об этом, и следствием были два очень бурных уик-энда. Луис сказал, что не считает себя связанным узами брака с матерью Хосе, он полностью принадлежит Фрэнсис, но в то же время он не хочет поднимать скандал, добиваясь развода. Более того, даже если бы он стал свободным, он не женился бы снова ни на Фрэнсис, ни на ком-либо другом. Он понял, что не создан для супружеской жизни. Луис сказал, что не говорил своей матери о Фрэнсис и не собирается этого делать, потому что хорошо знает, какова будет реакция. Она наверняка глубоко заденет Фрэнсис, даже если та и будет к ней готова. Нет, Фрэнсис не может познакомиться с его матерью, никогда.

– Но ты же был у моих родителей, я познакомила тебя со своей семьей. Я честна и искренна с тобой.

– Да.

– Почему же ты тогда не можешь, хотя бы исходя из элементарных приличий и вежливости, ответить мне тем же?

– Потому что я не такой, как ты. Я – мужчина, и я – испанец. Я был рожден и воспитан католиком. Дорогая, мы об этом уже не раз говорили. Мой отец – страшно консервативный бывший военный. Моя мать – глубоко набожная католичка с железной волей и пристрастием к гневу и домашним сценам. Скорее всего, они не захотят даже знакомиться с тобой, а если эта встреча и произойдет, они будут холодны и жестки по отношению к тебе. Тебе будет больно, и ничего мы этой встречей не добьемся.

– Значит, я – это твой секрет? Ты говоришь мне, что я – самый важный человек в твоей жизни, но, несмотря на это, я должна оставаться твоим секретом?

– Тебя знает Хосе, Ана и ее муж…

– Но для них ведь я тоже, по существу, секрет!

– Послушай, – сказал Луис, беря ее за плечи и поворачивая к себе, – другого выбора нет. Ты понимаешь меня? Другого выбора нет.

Она больше не просила. Она не хотела хныкать, не хотела терять ни капли того самоуважения, которому он ее научил. И она прекратила эти разговоры. В конце концов, внутри нее зрела новая идея, она крепла с каждым днем, становилась более важной заботой, чем желание каким-то чудесным образом быть принятой в семью Луиса и стать частью его повседневной жизни. Конечно, она хотела быть его женой, хотела, чтобы перед всем миром он признал, что она для него значила. И она хотела жить вместе с ним, чтобы их радости и горести были бы вплетены в их каждодневную жизнь, чтобы они могли построить здание брака на столь замечательном фундаменте…

Тут Фрэнсис остановила себя. Потоки автомашин на развязках вокруг аэропорта требовали максимума внимания. К тому же без значительных нервных усилий она не смогла бы спокойно восстановить в памяти тот разговор, состоявшийся в прошлый уик-энд, когда она высказала вслух свое самое сокровенное желание. Тогда она сказала Луису, в его мадридской квартире, что в следующий день рождения ей исполнится тридцать девять и что, встретив его, она очень хочет родить ребенка до своего сорокалетия.

Он делал салат. Он вообще хорошо готовил. Луис стоял у стола посреди небольшой городской кухни, нарезая овощи. Она сидела с другой стороны стола в его халате, потому что только что приняла душ и потому что они оба любили, когда она носила его одежду – его халат, его рубашки, его пуловер. Когда она высказала самое заветное, то замерла на стуле в ожидании. Ее локти находились на столе недалеко от доски, на которой он работал. Ладонями она подпирала лицо. Он продолжал резать овощи. Она видела перед собой сверкание ножа и ровные ломтики перца, помидоров и огурцов, горкой возвышавшиеся на доске. Время от времени Луис собирал нарезанные ломтики в пригоршни и бросал их в глубокую глиняную миску, бело-кремово-голубую с ярко-красной розой, нарисованной на дне, которую они вместе купили в Кордове.

Наконец Луис сказал:

– Фрэнсис, если у тебя появится ребенок, это будет конец всему между нами.

Тогда она встала с табуретки и ушла в маленькую полутемную спальню, где стояла широкая кровать и откуда открывался вид на обычную испанскую улицу с многоквартирными домами и магазинами. Она села на кровать и сложила руки на коленях. Она знала цену его словам. Она знала, что, даже если станет говорить ему о его любви к Хосе, о том, как здорово он подружился с Дэйви, о том, как сильно она и он любят друг друга, о том, что ребенок стал бы естественным плодом их физической гармонии и страсти, – это было бы равносильно попыткам перекричать ветер, который уносит твои слова в сторону. Он просто не слышал бы ее. Ничто не изменило бы его мнения, даже если бы она попыталась применить самое действенное оружие из своего арсенала – оружие чувств и логики. Не было никакого смысла стучать до крови на костяшках пальцев в эту закрытую дверь. Он никогда бы не открыл ее. Атака в этом жизненно важном для нее вопросе о ребенке ничего бы не дала, кроме отчуждения, которое, она знала, разобьет ее сердце.

И она встала с кровати, надела джинсы и его белую рубашку, несколько для нее великоватую, которую он так любил видеть на ней, прошла на кухню и приветливо сказала, что после ужина хотела бы сходить с ним в кино. Он посмотрел на нее. Посмотрел долгим, немигающим взглядом, а затем прекратил резать овощи и повел ее в спальню.