Жестокое милосердие - читать онлайн книгу. Автор: Робин Ла Фиверс cтр.№ 25

Дюваль и не подозревает о том, какие чувства обуревают меня. Он разворачивает ткань и берет треугольный ломоть твердого сыра. Разламывает его пополам и протягивает мне кусок:

— На, поешь.

Я невнятно благодарю и беру угощение. Теперь я вроде как завишу от него, вот еще не хватало! Сперва меня кормил отец, потом собирался кормить Гвилло, а теперь еще он! Всколыхнувшееся детское упрямство велит запустить в него этим сыром и ни в коем случае не брать его в рот… но я давно уже не дитя. На мне долг перед моим монастырем, моим святым покровителем, моей герцогиней. Я жую и клянусь себе, что в следующей гостинице сама расплачусь за еду.

На поляне тихо, только журчит ручей, из которого напились лошади. Молчание кажется мне неловким, но о чем мне говорить с Дювалем? О каких-нибудь пустяках? Вот еще глупость… Интересно, а он чувствует нечто подобное?

Я кошусь на него и с негодованием обнаруживаю, что он наблюдает за мной.

Мы одновременно отводим глаза, но, даже не глядя, я каждым своим органом ощущаю его близость. Чувствую едва уловимое тепло его тела. Обоняю запах кожи и мыла, которым он пользовался утром в гостинице. Это неотвязное присутствие просто бесит меня. Ау, где вы, все мои обиды на этого человека? Где вы, подозрения? Куда пропал гнев?

Я вдруг спрашиваю:

— Что тебе было нужно от Ранниона тогда в таверне?

Вот так. Просто образец утонченной хитрости и расчетливого коварства.

Он морщит лоб, словно делая нелегкий выбор, и наконец отвечает вопросом на вопрос:

— А что тебе известно о человеке, которого ты там убила?

Я удивленно моргаю:

— Я не обязана что-либо знать о тех, кого убиваю. Я лишь исполняю волю Мортейна.

— И тебя это устраивает? Действовать вслепую, не ведая, почему и за что?

На самом деле меня это устраивает, и даже очень, но сам вопрос раздражает. Дюваль как бы намекает, что у меня ума не хватает не то что узнать сверх необходимого, но даже пожелать этого.

Я холодно отвечаю:

— Не надеюсь, что ты сможешь понять долг и послушание верных Мортейна.

Он настаивает:

— Как же монастырь определяет, кого следует убить?

Я вглядываюсь в его лицо, но не могу разобраться, чьи деяния он подвергает сомнению — монастыря или же сугубо мои.

— Это дело монастыря, господин мой. Оно тебя не касается.

Но его не так легко сбить с толку.

— Раз уж я должен представить тебя ко двору, было бы весьма нежелательно, чтобы меня использовали втемную, заставляя убирать трупы и давать объяснения.

Недовольно вздергиваю подбородок: именно такую роль я ему успела отвести.

— Я жду, чтобы матушка настоятельница известила меня письмом. Иногда же бывает и так, что святой сообщает Свою волю непосредственно мне.

— Каким образом? — спрашивает тотчас Дюваль.

Он натолкнулся на загадку, и его пытливый ум желает немедленно ее разрешить.

Я пожимаю плечами и стараюсь перехватить инициативу:

— Помнится, я тебя спрашивала про Ранниона…

Он снова замолкает, и так надолго, что я уже думаю — не ответит. Но когда все-таки начинает говорить, я почти сразу жалею, что он не смолчал.

— Неужели тебя все-таки нисколько не беспокоит, каким образом они там принимают решение? Что будет, если они ошибутся?

— Ошибутся?.. — Кровь ударяет мне в лицо. — Не представляю себе, каким образом такое могло бы произойти. Карающую длань монастыря направляет святой! Не богохульствовал бы ты лучше, господин мой!

— Я не в святом твоем усомнился, милочка, а в людях, которые берутся истолковывать Его волю. Мой опыт, видишь ли, свидетельствует, что люди далеко не безгрешны. — Он делает паузу, и от его последующих слов съеденный мною сыр просится обратно: — Раннион работал на герцогиню.

— Нет! Он был изменником! Я своими глазами видела на нем метку!

Дюваль резко оборачивается, в его глазах жгучий интерес.

— Метку измены, что ли? И как же она выглядит?

Тут я отчасти прихожу в себя от потрясения. Теперь я понимаю, как ловко он развязал мне язык.

— Вот этим, — говорю я, — не собираюсь с тобой делиться.

— Разве настоятельница не говорила, что мы должны помогать друг другу?

— В мирских делах — да, но о том, чтобы выдавать тайны нашего поклонения, речи не шло! — Я указываю на серебряный листок, приколотый к его плащу. — Ты же не посвятишь меня во все ритуалы святого Камула?

Он не отвечает на этот вопрос — я ведь, как ни крути, права.

— Стало быть, мы с твоей аббатисой по-разному понимаем взаимопомощь, — бормочет он. — Раннион изменил покойному герцогу три года назад, во дни Безумной войны, но впоследствии его настигло раскаяние. Более того, он попытался загладить свою вину, заработать прощение родной страны.

Я чувствую себя так, словно одна из стрел святой Ардвинны поразила меня, обратив в камень.

— Это ложь…

— Нет, это правда. — Он смотрит мне прямо в глаза, и то, что я в них вижу, подозрительно напоминает истину. — Так что, милочка, пути твоего святого, вероятно, куда запутанней, чем вам внушают в монастыре. А сейчас пора ехать дальше. Лошади, как мне кажется, достаточно отдохнули.

Услышанное от Дюваля насчет Ранниона меня тревожит весь остаток дня. Если Раннион был вправду невиновен, почему же настоятельница подослала к нему убийцу? Знала ли она, что он стал соратником герцогини? А может, ей, наоборот, было известно нечто такое, о чем Дюваль и не подозревает?

Но если Раннион все-таки был на стороне герцогини, откуда же взялась на нем метка? Почему Мортейн не пожелал снять пятно с души этого человека?

Я с ужасом подозреваю, что ответ кроется в моих собственных действиях. Неужто, лишив Ранниона жизни, я заодно лишила его и возможности заработать прощение?

Эта мысль пугает, и я что есть сил гоню ее. Мортейн благ. Мортейн свят. Мортейн всеведущ. Будь намерения Ранниона и вправду чисты, уж верно, наш Бог увидел бы это и даровал ему пощаду.

Я еще размышляю над этой проблемой, когда Дюваль направляет коня на каменный мост. Городок, в который мы въезжаем, невелик и полон народа. Однако Дюваль, кажется, очень хорошо знает, куда ехать. Мы следуем узкими мощеными улицами и наконец останавливаемся у гостиницы.

Мы спешиваемся, и конюх подбегает забрать лошадей. Дюваль дает ему какие-то наставления, после чего предлагает мне опереться на его руку. Я повинуюсь, но про себя возмущенно гадаю, какой недоумок первым вообразил, будто женщина не может ходить без подобной опоры.

Когда мы оказываемся внутри, навстречу бросается владелец гостиницы. Дюваль объясняет, что нам требуется для ночлега. Хозяин велит прислуге отнести наши пожитки наверх, а нас ведет в общую комнату, где уже накрывают стол для ужина.