Страхи мудреца. Книга 2 - читать онлайн книгу. Автор: Патрик Ротфусс cтр.№ 56

А потом все пропало. Я опустил голову, отчасти от горя, отчасти затем, чтобы спрятать слезы.

Прошло немало времени, прежде чем я взял себя в руки достаточно, чтобы поднять голову. В воздухе витала некая неуверенность, словно оба мы были юными любовниками, которые не знают, что положено делать дальше и какие роли им предстоит сыграть.

Я взял свою лютню и прижал ее к груди. Это было инстинктивное движение, все равно что схватиться за пораненную руку. По привычке взял какой-то аккорд, потом сделал его минорным — лютня как бы говорила: «Мне грустно!»

И, не думая и не поднимая глаз, я заиграл одну из песен, что сочинил в первые месяцы после смерти родителей. Она называлась «Сижу у воды, предаваясь воспоминаниям». Из-под моих пальцев в вечерний воздух стекала печаль. Прошло несколько минут, прежде чем я понял, что делаю, и еще несколько, прежде чем я перестал играть. Я умолк, не окончив песни. По правде говоря, я не знаю, есть ли у нее конец.

Мне сделалось лучше — нет, не хорошо, ни в коем случае, но лучше. Не так пусто. Музыка мне всегда помогала. Пока музыка была со мной, никакая ноша не казалась мне слишком тяжелой.

Я поднял голову и увидел на щеках Фелуриан слезы. Это заставило меня меньше стыдиться собственных слез.

К тому же я почувствовал, что хочу ее. Ноющая боль в груди приглушила это чувство, однако слабое дуновение желания напомнило мне о самой насущной моей заботе. Надо выжить. Надо бежать.

Фелуриан, казалось, приняла решение и поползла ко мне через подушки. Осторожно подползла поближе и остановилась в паре шагов, глядя на меня.

— А есть ли у моего нежного поэта имя?

Ее голос был так ласков, что я вздрогнул.

Я открыл было рот, чтобы ответить, потом остановился. Я подумал о луне, попавшейся на собственном имени, и о тысяче волшебных сказок, которые слышал ребенком. Если верить Элодину, имена — кости этого мира. Я поколебался примерно полсекунды, потом решил: какого черта, я дал Фелуриан уже много больше, чем свое имя!

— Я — Квоут.

Звук моего имени как будто опустил меня на землю, снова сделал самим собой.

— Квоут…

Она повторила это так нежно, словно птичка пропела.

— Ты споешь мне еще своих сладких песен?

Она медленно потянулась, словно боясь обжечься, и осторожно опустила ладонь на мою руку.

— Ну, пожалуйста! Твои песни словно ласка, мой Квоут.

В ее устах мое имя звучало как зачин песни. Это было очаровательно! Однако мне стало не по себе от того, что она называет меня «своим Квоутом».

Я улыбнулся и кивнул. В основном потому, что ничего лучшего мне в голову не пришло. Я взял пару аккордов для настройки, потом задумался.

И заиграл «В лесных владеньях фейе» — песню, в которой, помимо всего прочего, говорится и о самой Фелуриан. Так себе песня, на три аккорда и два десятка слов. Однако она произвела тот эффект, которого я добивался.

Услышав свое имя, Фелуриан просияла. В ней не было ни капли ложной скромности. Она знала, что она — прекраснейшая и искуснейшая. Она знала, что о ней слагают предания, знала свою репутацию. Никто из мужчин не в силах ей противостоять, не в силах пережить встречу с ней. К концу песни она уже гордо распрямилась.

Я закончил песню.

— Еще хочешь? — спросил я.

Она кивнула и радостно улыбнулась. Она восседала на подушках с прямой спиной — царственная, как королева.

Я завел вторую песню, такую же, как и первая. Она называлась «Владычица фейе» или вроде того. Не знаю, кто ее сочинил, но автор имел отвратительную привычку вставлять в стих лишние слоги там, где ему их не хватало. Песня была не настолько плоха, чтобы в меня чем-нибудь швырнули в кабаке, но близко к тому.

Играя, я пристально наблюдал за Фелуриан. Она была польщена, однако я видел, что она мало-помалу начинает испытывать легкое недовольство. Как будто что-то ее раздражает, но она не может понять, что именно. Отлично!

Под конец я сыграл песню, написанную для царицы Серюль. Ручаюсь, что вы ее никогда не слышали, но наверняка вам доводилось слышать нечто подобное. Ее написал какой-нибудь менестрель-лизоблюд, надеявшийся добиться покровительства, и отец научил меня ей в качестве примера — как не надо писать песни. Это был выдающийся образчик посредственности. Сразу было понятно, что автор либо безнадежно бездарен, либо никогда не встречал Серюль, либо просто не видел в ней ничего привлекательного.

Исполняя эту песню, я попросту заменил имя «Серюль» на «Фелуриан». И некоторые строчки поприличнее — на менее поэтические. Короче, песня вышла на редкость отвратительная, и к тому времени, как я ее допел, на лице у Фелуриан отражалось горькое разочарование.

Я долго сидел молча, словно бы в глубокой задумчивости. И когда я наконец заговорил, голос мой звучал приглушенно и неуверенно.

— Госпожа, можно, я напишу песню о тебе?

И я робко улыбнулся ей.

Ее улыбка была точно луна среди облаков. Она захлопала в ладоши и бросилась на меня игривым котенком, осыпая меня поцелуями. Только страх, что она сломает мне лютню, помешал мне как следует насладиться этим.

Фелуриан отстранилась и замерла. Я испробовал пару разных сочетаний аккордов, потом положил руки на гриф и посмотрел на нее.

— Я назову ее «Песнь о Фелуриан».

Она слегка зарделась и взглянула на меня из-под опущенных век, застенчиво и дерзко одновременно.

Оставляя в стороне бесстыдную похвальбу, я и в самом деле могу написать хорошую песню, когда захочу, а в последнее время, на службе у маэра, я изрядно отточил свое мастерство. Нет, я не лучший, но один из лучших. Дайте мне достаточно времени, достойную тему и серьезную мотивацию — и, смею утверждать, я могу написать песню ненамного хуже Иллиена. Хуже, но ненамного.

Я прикрыл глаза и принялся наигрывать нежную мелодию. Мои пальцы порхали над лютней. Я вплетал в песню музыку ветра в ветвях и шорох листвы.

Потом я заглянул в дальний уголок своего разума, туда, где безумная часть меня все это время слагала песнь о Фелуриан. Я заиграл тише и запел:

О взгляд полуночных зениц

И крылья бабочек-ресниц!

Под песню ветра меж ветвей

Каскад волос летел за ней,

О, госпожа! Фелуриан!

Красавица лесных полян!

Твое дыханье — ветерок,

Твоя коса — теней поток

(Стихи в переводе Вадима Ингвалла Барановского)

Когда я запел, Фелуриан застыла. К концу припева я даже не понимал, дышит она или нет. Несколько бабочек, которые разлетелись прежде, во время нашего поединка, снова запорхали вокруг. Одна из них села на руку Фелуриан, взмахнула крылышками раз, два, словно спрашивая, отчего это ее хозяйка вдруг стала так неподвижна. Я снова опустил взгляд на лютню, подбирая ноты, похожие на капли дождя, скользящие по листьям.