Мне потребовалось много времени, чтобы вытащить ее из укрытия. Я заподозрил, что кто-то слушает, как я упражняюсь, но прошло почти два оборота, прежде чем я смог ее увидеть. Поняв, что она едва не умирает от голода, я стал приносить и оставлять ей еду, какую только мог стянуть из столовой. После этого прошел еще оборот, прежде чем она поднялась ко мне на крышу.
В последние несколько дней Аури даже начала говорить. Я ожидал, что она будет угрюмой и подозрительной, но мои опасения не оправдались. Она оказалась ясноглазой и восторженной. При виде ее я все время вспоминал себя в Тарбеане, но на самом деле сходство почти отсутствовало. Аури была безупречно чиста и полна радости.
Она не любила открытого неба, ярких огней и людей. Я предположил, что Аури была когда-то студенткой, но повредилась в уме и убежала в подземелья, прежде чем ее успели отправить в Гавань. Я не так уж много знал о ней, потому что она все еще стеснялась и побаивалась меня. Когда я спросил, как ее зовут, она бросилась под землю и не возвращалась несколько дней.
Поэтому я сочинил ей имя: Аури. Хотя в глубине души я думал о ней как о своей маленькой лунной фее.
Подойдя на несколько шагов ближе, Аури остановилась, подождала, потом снова шагнула вперед. Она проделала так несколько раз, пока не оказалась прямо передо мной. Когда она стояла спокойно, ее волосы ореолом развевались в воздухе. Обе руки она держала перед собой, сжав их под подбородком. Протянув руку, Аури пощупала мой рукав и снова ее отдернула.
— Что ты мне принес? — с восторгом спросила она.
Я улыбнулся.
— А ты что мне принесла? — мягко поддразнил ее я.
Она улыбнулась и протянула руку. Что-то блеснуло в лунном свете.
— Ключ, — гордо сказала Аури, кладя его мне на ладонь.
Я взял ключ. Он приятно оттягивал руку.
— Очень красивый, — сказал я. — А что он открывает?
— Луну, — ответила она серьезно.
— Это должно быть очень поле-е-езно, — протянул я, разглядывая ключ.
— Вот я так и подумала, — сказала Аури. — Значит, если в луне есть дверь, ты можешь ее открыть. — Она села на крышу, скрестив ноги, и усмехнулась мне. — Но не могу сказать, что одобряю такое неосторожное поведение.
Я наклонился и открыл футляр.
— Я принес тебе немного хлеба. — Я передал ей буханку бурого ячменного хлеба, завернутого в кусок салфетки. — И бутылку воды.
— Это тоже очень мило, — благосклонно ответствовала Аури. Бутылка в ее руках казалась огромной. — А что в воде? — спросила она, вытащив пробку и заглядывая внутрь.
— Цветы, — сказал я. — И кусочек луны, которой сегодня нет на небе. Я его тоже туда положил.
— Я уже сказала про луну, — подняв глаза, произнесла она с намеком на укор.
— Ну тогда просто цветы. И отблеск спинки стрекозы. Я хотел кусочек луны, но отблеск синей стрекозы был самым близким, что я смог найти.
Аури наклонила бутылку и отпила глоток.
— Это восхитительно, — сказала она, отбрасывая назад несколько прядей, колышущихся перед ее лицом.
Аури развернула салфетку и начала есть. Она откусывала от буханки маленькие кусочки и деликатно их жевала, каким-то образом придавая процессу изящный вид.
— Я люблю белый хлеб, — сказала она доверительно между откусываниями.
— Я тоже, — сказал я, садясь напротив. — Когда удается достать.
Она кивнула и оглянулась на звездное ночное небо и полумесяц луны.
— А еще люблю, когда облака. Но так тоже хорошо. Уютно. Как Подовсё.
— Подовсё? — переспросил я. Она редко бывала так разговорчива.
— Я живу в Подовсё, — просто объяснила Аури. — Оно везде.
— Тебе нравится там, внизу?
Глаза Аури загорелись.
— Святый боже, да! Там чудесно. Можно смотреть вечно. — Она повернулась ко мне. — У меня есть новости, — дразняще сказала она.
— И какие? — спросил я.
Она откусила еще кусочек и прожевала его, прежде чем заговорить.
— Я выходила прошлой ночью, — лукавая улыбка, — на верх всего.
— Правда? — сказал я, не пытаясь скрыть удивление. — И как тебе понравилось?
— Это было чудесно. Я бродила вокруг, — сказала она, явно довольная собой. — Я видела Элодина.
— Магистра Элодина? — переспросил я. Она кивнула. — Он тоже был на верху всего?
Она снова кивнула, жуя.
— А он тебя видел?
Улыбка снова вспыхнула на ее лице, превратив ее в восьмилетнюю девчонку из восемнадцатилетней.
— Никто меня не видит. Кроме того, он был занят слушанием ветра. — Она сложила руки чашечкой у рта и издала свистящий звук. — Прошлой ночью был хороший ветер для слушания, — доверительно добавила она.
Пока я пытался извлечь смысл из того, что она сказала, Аури прикончила свой хлеб и взволнованно захлопала в ладоши.
— Теперь играй! — сказала она, захлебываясь от восторга. — Играй! Играй!
Усмехнувшись, я вытащил лютню из футляра. Я не мог и желать более восторженной публики, чем Аури.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ
ГДЕ-НИБУДЬ ГОРЕТЬ
— Ты сегодня выглядишь как-то по-другому, — заметил Симмон.
Вилем согласно хмыкнул.
— Я и чувствую себя по-другому, — признался я. — Хорошо, но по-другому.
Мы втроем пылили по дороге в Имре. День стоял теплый и солнечный, и мы особенно не спешили.
— Ты выглядишь… спокойным, — продолжал Симмон, пробегая рукой по волосам. — Чтоб я так чувствовал себя, как ты выглядишь.
— Чтоб я так чувствовал себя, как я выгляжу, — буркнул я.
Симмон не хотел сдаваться.
— Ты выглядишь более твердым. — Он скорчил рожу. — Нет. Скорее… тугим.
— Тугим? — Напряжение выдавило из меня смешок, и я немного расслабился. — Как может человек быть тугим?
— Ну, — он пожал плечами, — будто сжатая пружина.
— Это из-за того, как он себя держит, — сказал Вилем, нарушая обычное задумчивое молчание. — Спина прямая, шея вытянута, плечи назад. — Он тыкал пальцем, иллюстрируя свои слова. — Когда он шагает, вся ступня целиком ставится на землю. Не носок, как будто бы он бежит, не пятка, как будто колеблется. Он ступает твердо, заявляя о своем праве на каждый шаг.
Я на секунду смешался, попытавшись пронаблюдать за собой — бесполезное занятие.
Симмон искоса посмотрел на Вилема.
— Кто-то много общается с Кукловодом?
Вилем легким пожатием плеч выразил согласие и бросил камень в дерево на обочине дороги.