На каждой бутылочке была наклеена этикетка с названием, написанным черными буквами. На некоторых, кроме того, была добавочная этикетка с яркой красной надписью: «Яд». Он быстро окинул взглядом ряды бутылочек, обращая внимание лишь на те, где была красная надпись. Список ядов лежал у него в кармане, но выписанные им названия маячили у него перед глазами в воздухе, словно напечатанные на прозрачной ткани.
Вот одна! Флакон стоял примерно в полуметре, немного выше уровня глаз. «Белый мышьяк. As 4 O 6 . Яд» — значилось на этикетке. Флакон был наполовину наполнен белым порошком. Он протянул к нему руку, потом остановился и медленно повернулся, чтобы посмотреть краем глаза, чем занята девушка. Она взвешивала какую-то желтую жидкость в стеклянной колбе. Он опять вернулся к полкам, положил на бюро открытое пособие и стал рассматривать бессмысленные диаграммы и инструкции. Наконец, судя по звукам, девушка убрала весы и задвинула ящик. Видимо, она закончила свое дело. Он ниже склонился над пособием, водя пальцем по строчкам. Шаги направились к двери.
— До свидания, — сказала девушка.
— До свидания.
Дверь отворилась и закрылась. Он остался на складе один. Вынул из кармана носовой платок и заготовленные конверты. Замотав правую руку носовым платком, снял с полки флакон с мышьяком, поставил его на бюро и вынул пробку. Мышьяк был похож на муку. Он высыпал в конверт примерно столовую ложку. Порошок сыпался с тихим шуршанием, вскипая крошечными облачками. Он туго свернул конверт, положил его в другой и сунул в карман. Закупорив флакон и поставив его на место, он двинулся дальше, читая надписи на выдвижных ящичках и коробочках. В руке он держал наготове третий конверт.
Через несколько минут он нашел то, что искал: коробочку с желатиновыми капсулами, поблескивающими как овальные мыльные пузыри. На всякий случай он взял шесть штук. Положив их в третий конверт, он осторожно — чтобы не раздавить капсулы — сунул его в карман. Затем, вернув все на места, взял с бюро свое пособие, выключил свет и вышел в коридор.
Забрав в гостиной учебники и пиджак, он снова покинул университетскую территорию. На душе у него было глубокое удовлетворение: он придумал план действий и выполнил первую его часть. Разумеется, план приблизительный, и он вовсе не обязан выполнять его до конца. Поглядим, как получится с остальным, подумал он. Полиция никогда не поверит, будто Дорри случайно приняла смертельную дозу мышьяка. Надо, чтобы это походило на самоубийство — очевидное и неоспоримое. Надо, чтобы была предсмертная записка или что-нибудь не менее убедительное. Потому что, если они усомнятся, что это самоубийство, и начнут расследование, девушка, которая пустила его на склад, несомненно, его опознает.
Он шел не спеша, ощущая в кармане хрупкие капсулы.
В восемь часов он встретился с Дороти, и они отправились в кино, где все еще шла картина с Джоан Фонтейн.
Предыдущим вечером Дороти не хотела идти в кино: мир казался ей таким же серым, как те капсулы, что он ей дал. Но сегодня — сегодня все расцветилось яркими красками. Перспектива немедленного бракосочетания унесла все ее проблемы, как порыв свежего ветра уносит палые листья. И не только пугающую проблему, которую представляла собой ее беременность, но вообще все проблемы, которые когда-нибудь перед ней стояли, — проблемы одиночества и неуверенности в себе. Единственным грозовым облачком на ее горизонте был тот неизбежный день, когда ее отец, и без того возмущенный поспешным браком, узнает причину спешки. Но сегодня и это не особенно беспокоило Дороти. Она всегда ненавидела жесткую моральность отца, но нарушала его правила только тайком и с чувством вины. А теперь, защищенная объятиями мужа, она сможет бросить отцу открытый вызов. Отец, конечно, устроит безобразную сцену, но Дороти даже в какой-то степени предвкушала возможность сообщить отцу, что она ни в грош не ставит его неудовольствие и его угрозы.
Она с наслаждением думала, как они будут счастливы в лагере домиков-прицепов. И как им станет еще лучше, когда у них родится ребенок. Ей было неинтересно смотреть фильм, отвлекавший ее от действительности, которая была прекраснее любого фильма.
Он же прошлым вечером не хотел идти в кино. Он вообще не любил кино, и особенно кинофильмы преувеличенно эмоциональные. Но сегодня он сидел рядом с Дороти в уютном полумраке кинотеатра, обняв ее и касаясь рукой ее груди, и впервые с того дня, когда она сказала ему про беременность, позволил себе расслабиться.
И он внимательно следил за событиями на экране. Словно повороты фабулы заключали в себе ответ на вечные загадки. Фильм ему очень понравился.
После кино он пошел домой и заготовил капсулы.
Осторожно, через бумажную воронку, насыпал мышьяк в крошечные половинки капсул, затем приладил на них вторые половинки — чуть побольше. Процедура заняла у него почти час. Он испортил две капсулы, раздавив одну и размягчив влагой пальцев другую, но в конце концов изготовил две безупречные капсулы со смертельной начинкой.
Закончив работу, он отнес испорченные капсулы, капсулы, оставшиеся неиспользованными, и остатки порошка в туалет и спустил воду. То же самое он сделал с воронками, через которые сыпал мышьяк, и с конвертами, которые были у него в кармане, предварительно порвав их на мелкие кусочки. Затем положил две «заряженные» капсулы в новый конверт и спрятал их в нижнем ящике своего бюро под пижамами и проспектами «Кингшип коппер», вид которых заставил его мрачно улыбнуться.
В одной из книг, которые он читал в библиотеке, говорилось, что смертельная доза мышьяка — от одной десятой грамма до двух граммов. Он подсчитал, что в двух капсулах помещалось примерно пять граммов мышьяка.
Глава 6
В среду он жил по своему обычному распорядку, не пропустил ни одной лекции, но принимал в окружавшей его жизни не больше участия, чем ныряльщик в батисфере принимает участие в жизни чуждого мира, в который погрузился. Он сосредоточил все свои умственные усилия на проблеме, как выманить у Дороти что-то вроде предсмертной записки. А если это не удастся — как сделать так, чтобы ее смерть походила на самоубийство? Размышляя об этом, он незаметно для себя перестал притворяться, что не уверен, попробует ли он осуществить свой план: да, он собирается убить ее, у него есть яд, и он уже знает, как заставить Дороти его принять. Оставалась лишь одна преграда, и он был полон решимости ее преодолеть. Время от времени, когда громкий голос преподавателя или скрип мела по доске на минуту возвращал его к реальности, он удивленно смотрел на своих одноклассников. При виде того, как они морщат лбы над четверостишием Браунинга или фразой Канта, у него возникало впечатление, что он смотрит, как взрослые люди играют в «классики».
Последним уроком в тот день был испанский язык. Во второй его половине преподаватель предложил им сделать контрольный перевод. Поскольку испанский давался ему с особым трудом, он постарался сосредоточить внимание на страничке цветистого испанского романа, переводом которого они занимались в классе.
Трудно сказать, что подтолкнуло его мысль — сама работа или вызванное ею относительное расслабление после целого дня напряженных раздумий, — но в ходе перевода его вдруг осенило. У него возник законченный план, который полностью гарантировал успех и который не мог вызвать у Дороти подозрений. Он так увлекся обдумыванием этого плана, что к звонку успел закончить лишь половину перевода. То, что он получит неудовлетворительную оценку, ничуть его не беспокоило — зато завтра к десяти часам утра у него будет предсмертная записка Дороти.