Заговор по-венециански - читать онлайн книгу. Автор: Джон Трейс cтр.№ 87

Гатуссо все видит, видит, как возникает несловесная связь между сестрой и братом, как стирается вызванная разлукой пропасть.

Он подходит к Танине.

— Брат Томмазо, что бы ни говорила о моем господине Сатане твоя католическая церковь, он милостив. И пусть мне предстоит пролить вашу кровь, я также в силе подарить вам великую радость и счастье. — Он запускает пальцы в волосы Танины. — У меня к тебе предложение. Я позволю жить твоей сестре, а взамен ты отречешься от своего Бога — Бога, который столь очевидно покинул тебя, Бога, которому ты сейчас даже не хочешь молиться. Отрекись от него, от Святой Троицы. Признай крещение святотатством по отношению к истинному богу, Сатане. — Подойдя к Томмазо, Гатуссо касается его лица. — Томмазо, преклони колени и вверь свою душу Сатане, и тогда я сохраню жизнь Танине.

Жрец подходит к одному из аколитов и забирает у него с серебряного подноса тонкий нож, похожий на резец скульптора. Возвращается к алтарю, где лежит Эрманно.

— И еще условие: возьми жизнь ее любовника. Взамен получишь жизнь сестры. — Гатуссо протягивает нож Томмазо рукоятью вперед. — Кого выбираешь — родную сестру или человека, который тебе никто?

Тюрьма Сан-Квентин, Калифорния

Надзирающий агент ФБР Стив Лернер и его напарница Хилари Бэдкок идут в сопровождении охранников к камере для допросов, где их дожидается скованный по рукам и ногам Ларс Бэйл.

Лернер — небольшого роста, человек мягкий, комплекцией напоминает воробышка и постоянно подергивает себя за седеющую бородку. Бэдкок — его полная противоположность: высокая, глаза сверкают, как лампы светофора, волосы взъерошены и похожи на черную щеточку. Разговаривает она так, что краска на стенах сворачивается.

— Помню этого мудака по прошлому визиту в Сан-Квентин, — говорит Бэдкок. — Самый напыщенный и ядовитый хрен, каких только земля носила. Я шестого июня специально свет не буду включать в квартире, чтобы здесь хватило тока прожарить эту сволочь как следует.

— Очень щедро с твоей стороны, Хилари, — саркастично отвечает Лернер, — но бесполезно. В Сан-Квентин не казнят на электрическом стуле.

— Для этого чмыря надо сделать исключение. Уверена, семьи жертв обрадуются, когда он после всего содеянного удостоится гуманной казни: его сытно покормят в последний раз, уложат на мягкую кроватку и еще под мышкой почешут.

Напарники подкалывают друг друга всю дорогу до самой камеры для допросов. Наконец охранник останавливается и проводит инструктаж.

— В камере есть две тревожные кнопки: одна на столе, вторая у двери. Нажмите в случае беспорядков или когда закончите с делами. Я приду и заберу вас.

Агенты кивают, и провожатый уходит, заперев их в камере. Лернер с Бэдкок присаживаются на привинченные к полу стулья за точно так же привинченный к полу стол.

— Мистер Бэйл, я агент ФБР Стив Лернер, а это агент ФБР Хилари Бэдкок. Мы из Отдела поведенческих наук, хотим задать несколько вопросов. Вы не против?

— Только если вопросы мне понравятся, — отвечает Бэйл, не сводя взгляда с Бэдкок. — Иначе буду молчать.

— Понимаю, — говорит Лернер и достает из внутреннего кармана пиджака небольшую записную книжку в коричневой обложке и ручку. Не спеша снимает с ручки колпачок и расписывает ее.

— Вы бы поторопились, мистер, — подтрунивает Бэйл, — а то меня казнить успеют.

— Итак, вы у нас художник, — продолжает Лернер, будто не слышал. — Восхитительно, очень. Где вы черпаете вдохновение?

Бэйл от веселья прямо зажмуривается.

— В смерти Христа и убийстве невинных. И то и другое сильно заводит.

— Я имел в виду художников. Чьим творчеством вы восхищаетесь? Пикассо? Дадаисты? Дали?

— A-а, вот как, — презрительно произносит Бэйл. — Вы действуете по старой схеме, ищете, что есть у нас общего, хотите меня расслабить и разговорить? Какой вы подготовленный, ученый.

— И ваш ответ?

— Пикабия, — выплевывает Бэйл, словно грязное ругательство. — Пикабия. Я нарочно произношу имя медленно и разборчиво, чтобы вы записали его без ошибок. Пи-ка-би-я. Он мой вдохновитель. Знаете такого? Или вам, тупым, подсказать?

Фэбээровец аккуратно записывает имя в блокнот. Затем, подергивая себя за бородку, смотрит в потолок, словно ища там ответа. Наконец, улыбаясь, переводит взгляд на Бэйла.

— Франсиско Мария Мартинес Пикабиа. Следовало догадаться, что он и есть ваш водитель. Его картина тысяча девятьсот двадцать девятого года «Гера» полна лицевых образов, схожих с вашими.

Бэйл издевательски аплодирует.

— Поздравляю. Выходит, вы не такая уж и необразованная свинья вроде остальных копов. — Он саркастично присвистывает. — Почти все пидоры среди вашего брата чувственны и образованны. И интроверты. Скажите, агент Лернер, живопись для вас служила отдушиной? Пряча свои сексуальные наклонности от коллег-мачо, вы искали в ней утешения?

— В ней и в поэзии, — отвечает Лернер безразличным тоном. — А вы, мистер Бэйл, увлекаетесь поэзией?

— Мои преступления — моя поэзия, — скалится Бэйл. — Кровь — мои чернила, надгробия — страницы томов.

— Прямо мороз по коже, — бесстрастно отвечает Лернер, продолжая записывать в блокнот. — Мелодраматично, пафосно, однако любопытно и страшно.

Бэдкок, впрочем, не столь сдержанна.

— Настоящая поэзия начнется, когда тебе в жопу накачают яда и ты будешь подыхать несколько суток.

— А вы мне зад потом оближете, агент Бэдкок? Ваш я бы вылизал.

Бэйл по-змеиному показывает язык. Лернер хватает напарницу за руку, на случай, если та почуяла один из редких моментов — как, например, в Канзасе, — когда кажется вполне нормальным запрыгнуть на стол и врезать заключенному. Бэйл все видит и понимает.

— Плохая собачка у вас, агент Лернер. Вы уж эту сучку попридержите. Не хочется, чтобы она разворотила мою маленькую уютную камеру.

— Мы почти закончили. — Лернер надевает на ручку колпачок и поворачивает его так, что клипса ложится на одну линию с фирменной надписью. — Спасибо большое за то, что уделили нам время. Я понимаю, как мало его у вас осталось и как оно ценно для вас.

Фэбээровец нажимает на кнопку вызова. Бэйл поднимается из-за стола. Даже скованный по рукам и ногам он все еще опасен, и потому Лернер не убирает ручку в карман. Если что — воткнет ее в глаз маньяку. В умелых руках перьевая ручка очень опасна. Наконец охранник отпирает многочисленные электронные замки, и агенты покидают камеру, не сводя глаз с преступника.

— Ну мра-а-ак, — говорит Бэдкок, пока они идут по коридорам. — Зря ты не дал мне его ударить.

— Он бы тебя убил. И меня заодно. Так что не зря.