Смысл ночи - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Кокс cтр.№ 144

— Но мне было сказано с полной определенностью, что Даунт находился в отъезде по делам лорда Тансора, когда я приехал на встречу с мистером Картеретом, — возразил я.

— Так и было. Но он вернулся днем раньше, втайне от своей семьи, чтобы быть здесь к вашему прибытию. Плакроуз следил за вами — собственно говоря, он ехал из Лондона на одном с вами поезде. Видите ли, мы знали, что мистер Тредголд послал вас на встречу с моим отцом. Феб всегда все знает.

— И вы знали, что я Эдвард Глайвер еще прежде, чем я сказал вам?

Она покачала головой.

— Не знали наверное, но подозревали.

— На каком основании?

Мисс Картерет встала, подошла к шкафчику у дальней стены и достала оттуда книгу.

— Это ведь ваше, не так ли?

Это был мой томик донновских «Проповедей», который я читал ночью накануне похорон мистера Картерета.

— Книгу эту отдал миссис Даунт некий Люк Гроувз, официант из «Дюпор-армз» в Истоне, — она завалилась за кровать в вашем номере, хотя на форзаце в ней стояло другое имя. Разумеется, имя Эдвард Глайвер было хорошо знакомо Фебу. Очень хорошо знакомо. Конечно, речь могла идти о простом совпадении — книга могла попасть к вам совершенно случайно. Но Феб не верит в случайные совпадения. Он говорит, всему есть свои причины. С того момента мы держали ухо востро.

— Ну что ж, — сказал я, — похоже, вы посадили меня в лужу. Мои поздравления вам обоим.

— При первой нашей встрече я предупредила вас, что не стоит недооценивать Феба; и предупреждала впоследствии. Но вы меня не слушали. Вы считали, что можете перехитрить его, но вам такое не по силам. Он знает про вас все, абсолютно все. Он самый умный человек из всех мне известных. Никто никогда не возьмет над ним верх. — Она лукаво улыбнулась. — Вас не удивляет, что я вас не боюсь?

— Я не причиню вам вреда.

— Да, думаю, не причините. Потому что вы все еще любите меня, правда?

Я не ответил. Больше мне было нечего сказать ей. Она продолжала говорить, но я уже не слушал толком. Из кромешного мрака, в который погрузилось мое сознание, начала выползать какая-то смутная мысль. Она становилась все яснее, все отчетливее и наконец заполонила весь мой ум, напрочь вытеснив все прочие мысли.

— Эдвард! Эдвард!

Я с усилием перевел на нее внимание, но не почувствовал ничего. Однако оставался еще один вопрос.

— Почему вы так поступили? Доказав свою подлинную личность, я бы дал вам все, что может дать Даунт, — и больше.

— Милый Эдвард! Или вы меня не слушали? Я люблю его! Люблю!

На это мне было нечего ответить — я тоже знал, что такое любовь. Ради своей возлюбленной я бы пошел в огонь, претерпел любые муки. Как же я мог винить ее, пусть и совершившую чудовищное предательство, если в своих поступках она руководствовалась любовью?

В оглушенном состоянии, я потянулся за шляпой. Мисс Картерет не промолвила ни слова, но пристально наблюдала за мной, когда я взял свой томик Донна и двинулся к двери. Отпирая замок, я заметил открытую коробку сигар на столике рядом. И почувствовал холодное удовлетворение, прочитав на ней имя изготовителя: Рамон Аллонес.

Открыв дверь, я вышел в коридор.

Не оглядываясь.

Я почти не помню, как возвращался домой, — у меня остались смутные, беспорядочные воспоминания о каменных башнях, звездном небе, колеблемых ветром деревьях, журчании воды и долгом подъеме по склону темного холма. Потом холодное путешествие до Питерборо, огни, перестук колес, обрывочные сновидения; потом шум, гам, дым Лондона и, наконец, тускло освещенная лестница, по которой я тащусь в свои комнаты.

Я провел ужасную ночь, горько размышляя о крушении своего грандиозного замысла. Ворота рая закрылись передо мной и теперь уже никогда не откроются. Меня ловко, просто мастерски приманивали и прикармливали, покуда я не заглотил крючок с наживкой, и теперь мне предстоит влачить свои дни, не видя впереди ни проблеска надежды, денно и нощно терзаясь мыслью об утрате своей подлинной личности и женщины — столь прекрасной, столь вероломной! — которую я буду любить до последнего вздоха. Похоже, меня предал и Великий Кузнец тоже. Он уготовал мне другую обитель — не Эвенвуд, сказочный дворец из моих детских грез, но скромное жилище, одно из бессчетного множества скромных жилищ, где я буду прозябать в безвестности и умру, не оставив по себе памяти, — навсегда изгнанный из жизни, полагавшейся мне по праву.

Но я умру отомщенным.

После возвращения из Эвенвуда я неделю безвылазно провел в своих комнатах, мало ел и почти не спал.

Легрис прислал записку с предложением отужинать вместе, но я сослался на недомогание. Потом принесли записку от Беллы — она спрашивала, почему я так долго не появлялся в Блайт-Лодж; я ответил, что уезжал из города по срочным делам мистера Тредголда, но зайду на следующей неделе. Когда пришла миссис Грейнджер, чтобы подмести пол и почистить каминную решетку, я сказал, что не нуждаюсь в ней, дал ей десять шиллингов и отправил домой. Я не желал никого видеть, не хотел ничего делать, кроме как размышлять снова и снова о своем сокрушительном поражении и о способе, каким оно было нанесено. После стольких трудов потерять все в два счета! Жестоко обманутый обманщик! Стоило мне закрыть глаза, днем ли, ночью ли, перед моим мысленным взором неизменно возникала комната Эмили в Эвенвуде, какой она запомнилась мне в день предательства, и сама Эмили, прильнувшая щекой к оконному стеклу, и выражение, появившееся у нее на лице, когда она принялась писать пальцем на затуманенном стекле имя моего врага. Где она сейчас? Чем занимается? Находится ли он рядом с ней — целует, шепчет нежности на ухо, заставляя ее задыхаться от восторга? Таким образом я сам усугублял свои нестерпимые душевные муки.

На седьмой день, когда я сидел в кресле, рассеянно вертя в руках шкатулку красного дерева, куда моя мать спрятала документы, призванные исправить несправедливость, совершенную в отношении меня, я внезапно огляделся вокруг и увидел, чего я достиг в жизни.

Неужели это мое царство? Неужели это все мое имущество? Узкая, обшитая панелями комната с выцветшим персидским ковром, постеленным на голые доски; почерневшая каминная решетка, грязные окна; огромный рабочий стол, за которым матушка горбатилась всю жизнь, да и я трудился немало, но тщетно; все эти маленькие напоминания о лучших временах — часы из матушкиной спальни; акварельный рисунок ее родного дома в Черч-Лэнгтоне, раньше висевший в прихожей нашего сэндчерчского дома; эстамп с изображением школьного двора в Итоне. Неужели это все мое наследство? Небогато, прямо скажем, даже с учетом нескольких фунтов, оставленных мной в «Куттс и К°», да матушкиной скромной библиотеки. Впрочем, это не имеет значения. У меня ведь нет наследника — и никогда не будет. Я улыбнулся при мысли о сходстве наших с мистером Тредголдом судеб: мы оба навсегда прикованы к памяти об утраченной любви, оба неспособны полюбить снова.