Досье Дракулы - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Риз cтр.№ 58

О Кейн, как бы я хотел, чтобы ты был здесь! Боюсь, этот устаревший способ общения, на который уходят дни, не адекватен моменту. Будь добр, установи у себя телефонный аппарат. И держи у двери собранный в дорогу саквояж, ибо может случиться, что ты будешь срочно вызван в Лондон, будем надеяться, мною, а не инспектором Эбберлайном. Времени на сборы может не оказаться. И Кейн, как только получишь вызов, приезжай! Ты должен! Ты будешь нужен здесь леди Уайльд и мне, дабы наша троица стала полной. Ибо он покажется снова. Точнее, уже показался. Нынешней ночью.

Но сначала о римлянине.

Он задал Сперанце такой вопрос: установлено ли нами, какого рода одержимость Тамблти — полная или неполная? Понимая, что тебе это ничего не говорит, привожу пояснения, которые этот священник дал Сперанце, а уж она, в свою очередь, мне.

Итак.

При неполной одержимости одержимый является добычей своего… скажем так, захватчика, но остается при этом самим собой. В теле одержимого обитают две сущности, которые борются между собой, и экзорцист может вмешаться в эту борьбу, изменив баланс сил в пользу одержимого. Иное дело — полная одержимость, встречающаяся, по словам римлянина, гораздо реже, когда личность одержимого полностью подавлена, воля к сопротивлению отсутствует. Он как бы становится соучастником, сам желая одержимости. (А если кто и ищет благосклонности инфернальных сил, так это, несомненно, Фрэнсис Тамблти!) Полностью одержимый человек проявляет безволие, никакой борьбы с силами зла не происходит, а там, где нет внутренней борьбы, экзорцизм не приносит результата. НИЧЕГО ПОДЕЛАТЬ НЕЛЬЗЯ. [163]

Если в случае с Тамблти это так — он и есть истинное зло.

Кейн, Кейн, Кейн, что же мы будем делать? Что-то, конечно, делать придется, ибо было бы глупо надеяться, что мы больше не услышим об этом человеке и о вселившемся в него демоне. Ну а если одержимость полная, человек и демон составляют единое целое. Так ли это в данном случае, мы должны выяснить. Пойми, Кейн, если можешь, мы должны найти изверга и установить: неполной или полной является его одержимость. В первом случае можно рассчитывать на помощь Церкви в изгнании беса: что порождено ритуалом, ритуал и исправит. Во втором случае, если Тамблти одержим полностью, зло пребывает среди нас, и…

Римлянин пишет, что единственное средство в такой ситуации — убить одержимого: тогда демон вынужден будет покинуть его тело.

Убить, вот так! Но прежде чем назвать меня безумцем, Кейн, позволь еще раз напомнить тебе, что Тамблти уже явился! Или это я пришел к нему? Но тогда, выходит, он притянул меня. Не в этом суть, главное: я знаю о его присутствии.

Предваряя рассказ, я должен сообщить, что мы с Генри в определенной степени восстановили дружеские отношения как раз в связи с этой жуткой историей с собаками. Поскольку трудно было не связать ее с исчезновением Тамблти, это заставило Генри взглянуть на него в совершенно новом, не столь благоприятном свете. Генри не смог отрицать факты и склонился к общему мнению об этом человеке, хотя того, что ошибался на его счет, признать все-таки не пожелал. Что же до меня, то я могу лишь выразить надежду — от своего имени, от твоего и от имени всех, кроме инспектора Эбберлайна, — что мы видели след доктора Тамблти в последний раз. Чтобы успокоить Генри, а также отвадить Эбберлайна от «Лицеума», мне пришлось уволить ни в чем не повинную женщину по имени миссис Лидия Квиббел. Однако, упуская все эти жалостные подробности, я лишь скажу снова: да, мы с Генри достигли своего рода примирения и по этому случаю после вечернего спектакля, как это часто бывало, отправились с ним на прогулку. Из-за самоуверенности нашего Бассанио Генри кипел от ярости, и все же прогулка обещала стать бодрящей и долгой. Так оно и вышло.

Нас понесло в Уайтчепел.

Вообще-то Генри не против того, чтобы его узнавали во время посещения трущоб. Однажды мы с ним даже случайно встретились с принцем Уэльским. Но нынче был другой случай, ибо в Генри все еще бурлил гнев.

Покинув «Лицеум» в спешке, он умудрился остаться в том самом черном плаще Шейлока, на котором так хорошо видны плевки Антонио. [164]

А поскольку он еще и не стер грима, его бледность привлекала такое внимание, что я посоветовал ему поднять повыше ворот плаща. Так он и сделал, впрочем, от воротника и накидки не было никакой пользы. По настоянию Генри мы зашли в «Десять колоколов», засели в углу за его любимым столиком и стали наблюдать, а точнее, «изучать жизнь низших представителей нашего вида». К счастью, Генри никто не узнал.

Поскольку сейчас стрелка часов приближается к трем утра, выходит, что мы с Генри вновь вышли на улицу примерно часа два назад, минуты не в счет.

Идея послоняться по закоулкам Уайтчепела принадлежала Генри. У меня еще теплилась надежда, что удастся поспать, однако, когда я сказал об этом Генри, он меня и слушать не захотел. В том настроении, в котором он пребывал той ночью, ему во что бы то ни стало была нужна компания. Хоть моя, хоть обезьяны по имени Джек, которая так потешает публику в зверинце Риджентс-парка.

В качестве компромисса — редкое явление, когда имеешь дело с Генри Ирвингом, — мы сошлись на том, что пропустим напоследок по пинте в ближайшем пабе, после чего расстанемся. Я отправлюсь домой, а Генри — куда ему заблагорассудится.

Вскоре мы обосновались в «Красном льве», что на Бэтти-стрит, к востоку от Бернер-стрит, совсем рядом с Коммершиал-роуд. Там Генри узнали, и настроение его улучшилось. Мы могли бы пропьянствовать всю ночь, будь у нас обоих такое желание. Но на выпивку тянуло только его. Я потягивал свое пиво, глядя в окно, и слушал, слушал, слушал, как он разглагольствует о делах «Лицеума».

И тут я увидел Тамблти.

Собственно говоря, первым его увидел как раз Генри.

— Стокер, — тихо спросил он, — ты знаешь этого человека?

— Какого человека? Где?

— Да вон же, прямо там. Таращится с улицы.

Тамблти чуть ли не расплющил нос, прижавшись к стеклу, но при свете фонарей, падавшем сзади, казался… или это была тень…

Нет, сначала я его вообще не видел. Но он был там, был. И смотрел! Кровь застыла у меня в жилах. Тамблти вернулся, он был здесь, но хуже того — Генри его не узнавал!

— Так ведь, Генри, — недоумевал я, — это же он! Это…

— Кто, Стокер? Я его знаю? Он… стоящий человек? Позвать его к нам?

«…что я могу становиться невидимым и непонятым для любого сотворенного духа и всякой души человека и зверя, и всего, что мы видим и ощущаем, и всякого Божьего чуда и кары Божьей».