А вот что совершенно точно не принадлежало ни Земле, ни человечеству, так это его движения. Стремительная плавность в сочетании с какой-то чуждой гибкостью. Будто у него работали мускулы, которых нет и не может быть в человеческом теле. Когда на его пути вырос диван с высокой спинкой, Олег, вместо того чтобы обойти препятствие, просто перекатился через него, не замедляя движения, но и не ускоряя, будто шёл по совершенно ровной поверхности.
«Он думает и двигается в трёх измерениях. Как будто вырос в невесомости. Или в воде», — пришла мысль.
Только когда Посланник замер перед её пуфиком, глядя сверху вниз на вызывающе выпрямившуюся девчонку, Виктория заметила, что её противник ранен. Одежда была разорвана, плечо стягивала пропитавшаяся кровью повязка, но ни малейшего намёка на скованность, приходящую с болью, не было в его движениях. То ли рана уже затянулась, то ли Олег просто отключил болевые рецепторы. Первое вероятней. Посланник не настолько глуп, чтобы без уважительной причины игнорировать предупреждения собственного тела. Интересно, чем же они таким занимались с Юрием и Ли-младшим, что заявились такие потрёпанные? И никто ведь не спросит!
Губы Олега дрогнули при взгляде на её наряд и на неё саму. Не то чтобы одобрительно. Скорее гримаса презрительного неудовольствия, опускавшаяся на эту смуглую физиономию всякий раз, стоило ему заметить Викторию, на мгновение исчезла, чтобы тут же появиться вновь.
— Виктория, — великолепно поставленный голос, тщательно лишённый любого следа эмоций. — Я рад, что вы наконец присоединились к нам.
У Виктории тут же сложилось стойкое впечатление, что по уму ей бы следовало присоединиться к ним сразу, как закончилась та кошмарная тренировка, а не валяться в постели лапками кверху аж целых трое суток. Краем глаза она заметила, как от этого тона передёрнуло Толяна, как удивлённо приподняла брови Ирина.
«...Как-то странно среагировала на капельницу...»
...Мелькнул обрывок обеспокоенной мысли успевшего присоединиться к остальным Сашки. А потом — удивление, когда он осознал, что эта отправленная на очень тонкой волне телепатема была перехвачена. Олег скривил губы в знакомой усмешке и ответил вслух:
— Ничего странного. У Виктории есть крайне... неприятный опыт с иглами и... лекарствами. Не так ли?
Этот тон! Даже не насмешливый, нет. Издевающийся. Презрительный. Унижающий. Опускающий лицом в помои и удерживающий, удерживающий тебя в этой вонючей жиже, пока не потемнеет в глазах, пока грязь и отбросы не начнут забиваться в горло, в ноздри, в саму твою суть...
Вопль звенел в ушах, и он был её собственным. Мебель в комнате была перевёрнута, все мониторы разбиты, электроника дымилась и воняла палёным. Барс выл и выгибал спину, рыжая шерсть его вздыбилась, в этот момент он куда больше напоминал небольшого тигра, нежели одомашненный вариант представителя семейства кошачьих. Остальные ученики оказались сбиты с ног, даже вмазаны в стенки, один Олег стоял напротив, лишь слегка пошатываясь. Только кровь из вновь открывшейся раны хлестала на пол, заливая белоснежный ковёр. Эта кровь на ковре, этот кровавый металлический запах и вернули ей сознание. Сознание, но не способность себя контролировать.
Энергия для нового удара вздымалась в её теле адским гейзером. Этого удара хватит. Хватит, чтобы превратить его резкое и красивое лицо в кровавую кашу, чтобы стереть усмешку из тёмных глаз, чтобы погасить презрение в изгибе породистых бровей.
Она видела всё так чётко, как никогда до этого. Каждую линию, каждую тень. Золотистый отсвет ауры над смуглостью его кожи, игру стройных мышц под тканью — железных, противоестественно сильных мышц, куда там Анатолию! Угрожающие выпуклости оружия, умело спрятанного под одеждой. Каждую ресничку, отбрасывающую свою собственную тень.
Она видела...
...Чуть дрогнувшие в торжествующей, нет, в самодовольной гримасе губы.
«Он безупречно контролирует свою мимику. Но его всегда выдаёт рот. Эти губы ведут себя, как им хочется, и плевать они хотели на его желания», — отстранённо отметила какая-то часть её сознания.
Внизу что-то блеснуло, и глаза автоматически скользнули проследить источник света. Руки... Её руки, тонкие, истощённые, уродливые кисти. Плоть под кожей сияла холодным голубоватым светом, кости казались прозрачным расплавленным серебром. Всё её тело сияло, переливалось, дрожало от распирающей плоть сапфирной силы. Оказывается, жемчужно-голубой туман, заливший всё вокруг, — это не навеянная бешенством иллюзия, как показалось вначале. Это свет разлившейся по комнате... реальности? Будто она перенесла их всех в другое измерение.
Бешеный, готовый яриться и убивать свет...
Один удар — на этот раз будет достаточно. Не может не быть достаточно.
Торжество на его губах...
Виктория сжала кулаки, так что пальцы впились в пылающую жемчужной голубизной плоть. Резко выдохнула. И сделала то, о чём ещё три дня назад не имела ни малейшего представления, что до той сумасшедшей тренировки не смогла бы сделать даже ради спасения собственной жизни.
Втянула внутрь свою силу и эту странную виртуальную реальность. Подняла ментальные щиты, заново, на пустом месте возводя непроницаемые стены между собой и не-собой. Погасила сумасшедшее голубое сияние.
Вернула их всех в обычный мир.
И укротила бушующую в венах ярость, вообразив её голодной старой волчицей. Волчицей, которая умеет терпеливо ждать своего часа.
Она не знала, зачем понадобилось Олегу её провоцировать, что им руководило, помимо собственной врождённой вредности, разумеется, а эта причина казалась ей недостаточной для столь опасной игры. Но в одном Виктория была совершенно уверена: что бы там ни хотел из неё сделать Великий и Ужасный, фиг он это получит. Если инициацией для этого «что-то» должна стать попытка его убийства (насчёт удачности сей попытки у неё чем дальше, тем больше возникало сомнений), придётся паразиту придумать провокацию получше — хотя жаль, конечно: прибить гада хотелось необычайно. Ну да ничего, она потерпит. Она вообще девочка терпеливая.
Как и Серая Волчица.
Война была объявлена, первая битва отгремела.
Виктория открыла всё ещё сияющие голубоватым жемчугом глаза и посмотрела на своего противника. Молча.
Кто-то со свистом выпустил из лёгких воздух. Хриплый, сдавленный голос Сашки произнёс такое, что Виктория прикусила губу, чтобы не расхохотаться. И тут же послышался звук подзатыльника. Кто-то не забыл напомнить мальчишке о том, что ненормативная лексика в приличном обществе недопустима. Наверняка Natalie.
Это несколько разрядило напряжённую обстановку, но Виктория все так же стояла и смотрела на Олега. Молча. Спокойно. Очень-очень спокойно.
Она прекрасно знала, что сейчас будет. Её ударят. Её выпад, на девяносто процентов поглощённый аурой Посланника, будет ей возвращён с лихвой, её размажут по стенке, заставят харкать собственной кровью, скулить, умоляя о пощаде. По-другому просто быть не могло, ведь иначе он потеряет лицо перед учениками, утратит власть... В первый раз её, что ли, ставили на место рассерженные неповиновением «хозяева жизни»?