– Там кто-то есть, – сказал он, показывая на кусты. – Надо проверить.
Ниночка не стала ждать, пока китаец настигнет ее в кустах, а бросилась прочь, не разбирая дороги.
Шагов через сто она споткнулась о поваленное дерево и, упав в труху, замерла, прислушалась: близка ли погоня?
Погони не было. В тайге тихо.
Понятно, догадалась Ниночка. Они сейчас поспешат к лодкам, проверят, кого нет. И тогда догадаются.
Ниночка снова побежала к берегу. По крайней мере рядом с казаком ей будет спокойнее. Она скажет, что боится китайца, казак ее защитит.
Завидя реку, Ниночка прошла немного вверх по течению, чтобы выйти из леса с другой стороны лагеря.
На ее счастье, китаец и Дуглас еще не вернулись – значит, ищут ее в лесу. Лучше и не придумаешь.
Что же они замыслили? Что им нужно от капитана? Этого Ниночка не знала. Но решила пока ничего никому не говорить. Она подошла к казаку, что сидел на обкатанном водой пне и пришивал пуговицу.
– Михей Кузьмич, – сказала она, – а места здесь спокойные?
– У нас все места спокойные, – ответил казак философски, – да во всех убивают.
– На нас не могут напасть?
– Добычи от нас мало. Если бы мы золотишко везли, тогда надо оберегаться. А так… вряд ли.
– А ночью все будут спать?
– Ты не бойся, я чутко сплю, – сказал казак. – Чуть что, вскочу. И Илюша – человек таежный.
Тунгус вычерпывал воду из лодки и, услышав свое имя, поднял голову и широко улыбнулся.
– Не бойсь, – сказал он. – Лена как большая дорога. Закричишь – кто-то прибежал.
Ниночке сразу стало спокойнее, потому что эти люди были уверены в себе.
Из леса вышла служанка Вероники. Пегги несла в руке хилый букетик поздних цветов – мелкие, беленькие, они еще встречались на полянках.
И тут же, почти следом за ней, появились китаец с Дугласом.
Дуглас окликнул Пегги. Та остановилась.
Китаец стоял на шаг сзади Дугласа. Здесь они были на виду, и китаец сразу ушел в тень. Конечно, он тень, но тень, как у Андерсена, куда более реальная, чем ее хозяин, подумала Ниночка.
Дуглас говорил с Пегги тихо, неслышно. Но по тому, как он наступал на нее, как склонился, как она подняла руки с зажатыми цветочками, словно защищалась от неминуемого удара, как она трясла головой, отрицая, Ниночка поняла, что подозрения пали на нее.
И хоть Пегги приходилось несладко, Ниночка почувствовала несказанное облегчение. Теперь она вне подозрений, сможет следить за заговорщиками и защитить, если нужно, капитана Смита.
Пегги вырвала руку у Дугласа и побежала к лодке.
– Что случилось? Чего они от тебя хотели? – спросила Вероника.
– Они обвиняли меня в том, что я подслушивала их разговор. Что я шпионка. Но это неправда! Он грозился меня убить!
– Кто?
– Мистер Робертсон. Он всегда был так добр ко мне, а сегодня прямо меня возненавидел.
– Не переживай, перестань плакать. Я с ним поговорю. Говорила ли Вероника с Дугласом или забыла, Ниночка так и
не узнала.
Спать устроились рано. Палатка была только одна. Ее поставили на берегу для капитана Смита и Вероники, которая осталась с ним. Остальным пришлось устраиваться в лодках. Только тунгус улегся у костра – сказал, что боится на воде спать.
Ниночке не спалось – вода часто била по днищу, порывами налетал ветер, и тогда борта лодки скрипели и ныли от его ударов. Было холодно, а проклятые комары все не унимались – их было немного, но злость их утроилась.
Сна не было, но заволакивала дрема. Ниночке казалось, что она плывет по большому холодному океану и волны норовят утопить утлую ладью… Потом она проснулась. Небо над головой было серым, по нему мчались облака, холодно было, страшно, даже тулуп, что дал в дорогу Колоколов, не согревал. На берегу скрипела галька – кто-то там ходил. Ниночка хотела окликнуть, но тут проснулась окончательно и осторожно чуть-чуть приподняла над бортом шитика голову.
Недалеко от лодки разговаривали Дуглас и Вероника. Они говорили тихо, ветер уносил слова. Вероника куталась в одеяло, в руке у нее было ведерко – видно, пошла к реке, но Дуглас ее подстерег. Какое Ниночке дело до их разговоров и переживаний? Только она собиралась снова накрыться с головой и постараться уснуть, как увидела, что из палатки, где был Смит, выскользнула темная тень и метнулась к кустам. Китаец!
Ниночка хотела крикнуть, позвать на помощь.
Но сдержалась, прижала ладонь к губам. Она ничем не поможет, никого не спасет…
Видно, и Дуглас увидел, что китаец убежал из палатки.
Он громче, так что Ниночка услышала, сказал:
– Я не буду больше вас отвлекать… Простите, дорогая.
Вероника кивнула и медленно пошла к палатке. Дуглас остался стоять на берегу. Сверкнул огонек. Он раскуривал трубку. Тунгус приподнялся от тлеющего костра и спросил:
– Кто ходит?
– Это я, – ответил Дуглас.
– Карашо.
Ветер налетел шквалом. Дуглас еле устоял на ногах. Он выругался и пошел к своей лодке.
Ниночка продолжала смотреть на палатку. Если китаец сделал что-то ужасное, сейчас она услышит крик Вероники.
Но в палатке было тихо.
Сон совсем ушел. Ниночка дрожала под тулупом, но не только от холода. Надо было что-то делать. Натура деятельная, Ниночка не могла оставаться сторонним наблюдателем. Ей нужен был союзник.
Если рядом с Ниночкой были друзья, если она принадлежала к какой-то группе, союзу, компании – она была отчаянно храброй и предприимчивой. Но, оставшись одна, Ниночка терялась, робела, легко впадала в отчаяние. В белостокской эсеровской ячейке никто не мог соперничать с ней отвагой. Но если бы ее увидел сейчас кто-либо из старых друзей, он счел бы, что лицезреет лишь бледную тень прошлой Нины Черниковой, подпольная кличка которой – Оса.
Ниночка протянула руку и дотронулась до завернувшейся в тулуп Пегги, что мирно похрапывала рядом. Конечно, рискованно открыться ей, но Пегги была приятна Ниночке с первого же дня, и Ниночке хотелось рассчитывать на ее лояльность хозяйке.
Пегги не хотела просыпаться. Она отталкивала во сне руку Ниночки, что-то сказала на непонятном языке. Но, когда Ниночка произнесла шепотом ее имя, Пегги тут же открыла глаза и спросила:
– Да, мисс?
– Пегги, – шептала Ниночка, – мне нужно с тобой поговорить. Только ты должна поклясться, что сохранишь тайну.