В добрый час - читать онлайн книгу. Автор: Эльза Вернер cтр.№ 36

Правда, Евгения слушала, похоже, с большим вниманием, сильно побледнела и даже как будто замерла, но рассказчик напрасно ждал одобрения. Она с холодной вежливостью поблагодарила его, не обмолвившись больше ни словом на эту тему, и отпустила его, поклонившись с той же холодной вежливостью; молодой человек ушел чрезвычайно удивленный и несколько оскорбленный таким равнодушием. Итак, госпожа Берков, как и остальные, не понимала всей поэзии подобных положений! Или, может быть, не хотела понять, потому что тут роль героя играл ее муж? Другой на месте Вильберга ликовал бы при этой мысли, но его поэтические фантазии обычно тем и отличались, что извращали самые естественные ощущения. Он чувствовал себя оскорбленным, потому что восторженный рассказ, — его рассказ, — не произвел никакого впечатления, и вообще рядом с Евгенией он ощущал холодное дыхание ледника. Она казалась ему такой далекой, стоящей на недосягаемой высоте, и это бывало в основном тогда, когда она милостиво снисходила к нему, в результате чего ему действительно не оставалось другого выбора: или безусловно обожать издали, или признать себя наиничтожнейшим существом. Но так как последнее Вильбергу вовсе не подходило, то он предпочел первое. Погруженный в свои мысли, он дошел до жилища шихтмейстера, и так как обычно смотрел себе под ноги, то на мосту столкнулся с молодой девушкой, шедшее ему навстречу. Она вскрикнула и отскочила в сторону, Вильберг только теперь поднял глаза и начал смущение извиняться:

— Простите, фрейлейн Мелания. Я не видел вас. Я так задумался, что ни на что не обращал внимания.

Мелания была дочерью главного инженера, куда Вильберг иногда приходил, но так как мысли молодой человека всегда парили где-то в облаках, то он мало обращал внимания на молоденькую шестнадцатилетнюю девушку, причем очень стройную, грациозную, с миловидным личиком и плутовскими глазками. Она, в свою очередь, тоже до сих пор не интересовалась белокурым молодым человеком, который казался ей довольно скучным. Теперь Вильберг счел необходимым загладить свою невольную невежливость несколькими любезными словами:

— Вы, вероятно, возвращаетесь с прогулки, фрейлейн Мелания? Далеко ли вы ходили?

— Нет, совсем недалеко. Папа запретил мне дальние прогулки и вообще бывает очень недоволен, если выхожу теперь одна. Скажите, господин Вильберг, неужели эта история с рудокопами так опасна?

— Опасна? Что вы под этим подразумеваете? — дипломатично спросил Вильберг.

— Я, право, не знаю, но папа бывает иногда так суров, что мне делается страшно; он даже поговаривал о том, чтобы отправить меня и маму в город.

Молодой человек состроил печальную мину.

— Тяжелые времена, фрейлейн Мелания, очень тяжелые! Я не могу осуждать вашего отца за то, что о хочет, чтобы его близкие были в безопасном месте, в т время, как мы, мужчины, все до единого должны оставаться здесь и бороться.

— Все до единого? — с ужасом вскричала молодая девушка. — Боже мой! Мой бедный папа!

— Да ведь это я только так фигурально выразился! — успокаивал ее Вильберг. — О его личной опасности тут не может быть и речи, и если бы дело действительно дошло до борьбы, то, принимая во внимание годы вашего батюшки и его положение как супруга и отца, его, безусловно, избавили бы от этого. Тогда пошли бы мы, молодежь!

— И вы? — спросила Мелания, с недоверием глядя на него.

— Конечно, фрейлейн Мелания, я впереди всех!

Чтобы придать больше веса этому торжественному заверению, Вильберг даже прижал руку к груди, но вдруг отскочил назад и в мгновение очутился на другой стороне дороги, куда так же быстро последовала за ним и Мелания. Они внезапно увидели рядом исполинскую фигуру Гартмана, который только что перешел мост и остановился сзади них; презрительная улыбка скользнула по его лицу, когда он заметил явный испуг молодых людей.

— Вам, господин Вильберг, не стоит так бояться меня! — сказал он спокойно. — Вам я ничего дурного не сделаю.

Вильберг, казалось, почувствовал всю комичность своего прыжка и сообразил, что в качестве спутника и защитника молодой девушки ему следовало вести себя иначе. Собрав все свое мужество, он загородил собой не менее испуганную Меланию и возразил решительным тоном:

— Я вовсе и не думаю, Гартман, что вы можете напасть на большой дороге.

— Другие служащие, очевидно, боятся этого, — насмешливо сказал Ульрих. — Они бегут, как только завидят меня, точно я разбойник с большой дороги. Только господин Берков не бежит, — в голосе Гартмана слышался гнев, как будто он не мог спокойно произнести ненавистного ему имени: — он один смело идет мне навстречу, хоть бы толпа рудокопов стояла за мной.

— Господин Берков и его супруга единственные из всех жителей колонии не подозревают… — начал неосторожно Вильберг.

— Чего не подозревают? — перебил его Ульрих, медленно устремляя на него угрожающий взгляд.

То ли Вильберг не выдержал беспощадной насмешки, то ли решил показать себя героем перед Меланией, только на него вдруг напала храбрость — причем у трусливых людей это часто доходит до крайности, — и он быстро возразил:

— Мы бегаем от вас, Гартман, не потому, что вы подстрекаете рабочих и исключаете всякое соглашение с ними, совсем не потому. Мы избегаем встречи с вами потому, — тут он понизил голос, и Мелания ничего не поняла, — что веревки-то ведь были оборваны, когда вы спускались с господином Берковым в шахту! Вот почему, если вам угодно знать, все в таком ужасе бегут от вас!

Слова эти были слишком необдуманны и смелы, особенно для такого человека, как Вильберг, и он совершенно не подозревал, какое они произведут действие. Ульрих вздрогнул, из уст его вырвался приглушенный стон, и он побледнел, как мертвец. Сжатая в кулак рука опустилась, и он судорожно ухватился ею за перила моста. Он стоял перед ними, тяжело дыша и крепко стиснув зубы, стремясь, казалось, испепелить молодых людей взглядом.

Это было жестокое испытание их на мужество. Кто из них побежал первый, увлекая за собой другого, они и сами не знали, но только оба неслись изо всех сил и замедлили шаги только тогда, когда убедились, что их не преследуют.

— Скажите, ради Бога, господин Вильберг, что с ним случилось? — все еще с испугом спросила Мелания. — Что вы сказали этому ужасному Гартману, чем так рассердили? Как вы решились разозлить его!

Молодой человек улыбнулся побледневшими от страха губами. Первый раз в жизни его упрекали в смелости, причем он сознавал, что вполне заслуженно. Только теперь он понял, как рисковал.

— Оскорбленная гордость! — сказал он, едва переводя дух. — Обязанность защищать вас, фрейлейн… вы видите, он не посмел нам ничего сделать.

— Нет, мы убежали вовремя! — наивно заметила Мелания. — И слава Богу, что мы это сделали, а то, пожалуй, распрощались бы с жизнью!

— Я побежал только из-за вас! — с обидой возразил Вильберг. — Один-то я, во всяком случае, устоял бы против него, пусть бы это стоило мне жизни.

— Это было бы очень печально! — сказала девушка. — Вы сочиняете такие прекрасные стихи.