Наследство рода Болейн - читать онлайн книгу. Автор: Филиппа Грегори cтр.№ 34

— Я тоже обратил внимание.

— У него запоры.

Герцог скорчил физиономию.

— Это всем известно.

Состояние королевской прямой кишки было непрестанной заботой всего двора. Чем сильнее запор, тем хуже настроение Генриха.

— И она ничего не делает, чтобы его увлечь.

— Расхолаживает его?

— Не то чтобы расхолаживает, но и ничем, похоже, ему не помогает.

— Она что, с ума сошла? Если хочет остаться его женой, ей нужно поскорее обзавестись сынком.

Медлю с ответом.

— Думаю, ей присоветовали не быть слишком легкомысленной и игривой, — не могу сдержать смешок в голосе. — Ее мать и братец сами держатся строго и ее, думаю, в той же строгости воспитали. Больше всего на свете королева заботится о том, чтобы супруг не посчитал ее слишком пылкой вертихвосткой.

— Что они себе воображают? — Герцог тоже не может удержаться от смеха. — Подсунули королю глыбу льда и рассчитывают, он им будет благодарен? Получается, она все еще девица? — Он снова посерьезнел. — Он еще ничего не добился?

— Да, сэр, я почти уверена.

— И она по этому поводу нисколько не волнуется?

— Она ни с кем по душам не разговаривает. — Я отпила глоток вина. — Насколько мне известно. Может, она со своими старыми фрейлинами эти дела обсуждает на их языке, да только не похоже. И по углам никто не шепчется. Должно быть, слишком стыдлива. Или слишком осторожна. Верно, старается сохранить тайну — пусть лишь они с королем знают.

— Поведение, достойное одобрения, — сухо замечает герцог. — Хотя для женщин необычное. А с тобой поделиться не захочет?

— Может быть. А что вам нужно узнать?

Он помолчал, потом начал объяснять:

— Союз с Клеве теперь не так уж важен. Дружба Франции с Испанией заметно ослабла. Кто знает, вдруг они совсем перессорятся? А если они не союзники, значит, и нам объединяться с германскими лютеранами против французских и испанских папистов больше ни к чему. — Снова краткое молчание. — Король приказал мне отправляться во Францию, ко двору короля Франциска. Надо выяснить, насколько они еще близки с Испанией. Если король Франциск скажет, что до Испании ему больше нет дела, что он устал от их постоянного вероломства и пришла пора снова подумать о союзе с Англией, тогда дружба с Клеве нам не нужна, как ни к чему и королева из Клеве на английском троне. — Снова пауза, чтобы придать словам побольше значения. — В таких делах пустой трон предпочтительнее. Нам будет на руку, если король освободится и женится на французской принцессе.

У меня кружится голова, как часто бывает при разговорах с герцогом.

— Милорд, вы считаете, что король готов к союзу с Францией и дружба с братом королевы Анны ему ни к чему?

— Совершенно верно. Более того, дружба с Клеве становится помехой. Если Франция с Испанией на нас войной не идут, нам не следует слишком уж завязываться с этими протестантами из Клеве. Лучше войти в союз с Францией, а то и Испанией, быть с теми, кто играет по-крупному. Может, даже с Папой помириться. С Божьей помощью добиться прощения, восстановить старую веру и привести английскую церковь снова в лоно папства. Все возможно, когда имеешь дело с королем Генрихом. Во всем Тайном совете только одному человеку все еще кажется, что герцог Вильгельм Клеве нам совершенно необходим, так и тот человек падет с минуты на минуту.

— Томас Кромвель скоро падет? — Я едва перевожу дыхание.

— Самая важная дипломатическая миссия — прощупать почву во Франции — отдана мне, а не Томасу Кромвелю. Король со мной, а не с Кромвелем делится опасениями, что церковные реформы зашли слишком далеко. Кромвель предложил союз с Клеве. Кромвель устроил брак с невестой из Клеве, был главным посредником. Теперь выходит, что и союз ни к чему, и брак до конца не доведен. Королю клевская кобылка по вкусу не пришлась. Ergo (что, моя дорогая леди Рочфорд, означает «следовательно»), ergo от кобылки неплохо бы избавиться, а вместе с ней и от брака, союза и самого посредника, Томаса Кромвеля.

— И вы станете главным советником короля?

— Все возможно.

— И вы ему посоветуете вступить в союз с Францией?

— Если есть на то Божья воля.

— Говоря о Боге, он и с церковью помирится?

— С Римско-католической церковью, — поправляет он меня. — Если будет на то Божья воля, она снова к нам вернется. Я уже давно только об этом и мечтаю, а со мной вместе — половина страны.

— Значит, лютеранская принцесса нам больше не понадобится?

— Именно так. Она стоит у меня поперек дороги.

— Вам нужна другая претендентка?

Он ласково улыбается.

— Все может быть, все может быть. А вдруг король уже сам выбрал себе подходящую? Он уже кое на кого облизывается, а там, глядишь, ему в голову придет, что это не такая плохая идея.

— Малютка Китти Говард?

Он снова растягивает губы в усмешке.

— А что ждет королеву Анну? — Вопрос мой звучит слишком резко.

Долгое молчание.

— Почем мне знать? Может, согласится на развод, а может, придется ей умереть. Все, что мне известно, — она стоит у меня поперек дороги и лучше бы ей убраться.

— У нее здесь ни друзей, ни наперсников, — нерешительно начинаю я. — Большинство ее соотечественников отправились домой. От братца и матери совета и поддержки ждать не приходится. Ее жизнь в опасности?

— Только если она виновна в государственной измене… — Герцог пожимает плечами.

— О какой измене может идти речь? Она и по-английски толком не говорит, и не знает никого, кроме тех, кого мы к ней приставили. С чего бы ей плести заговоры против короля?

— Про это пока еще ничего не известно. Если понадобится, в один прекрасный день спрошу вас, получится ли из нее изменница. Тогда уж придется предстать перед судом и дать против нее показания.

— Ни за что, — в ужасе шепчу я.

— Разок уже пришлось, — отвечает он насмешливо.

— Ни за что.

Дворец Уайтхолл, февраль 1540 года

Королева садит перед посеребренным зеркалом, я расчесываю ей волосы. Смотрит на свое отражение, но ничего не видит, глаза совершенно пустые. Ничего себе! Такое замечательное зеркало, отражение четкое, а она даже не смотрит. Да я полжизни провела, стараясь разглядеть себя в серебряных подносах, в осколках стекла, а в Хоршеме — даже в колодце. А она сидит перед великолепным зеркалом, и хоть бы что. Странная она все-таки. Я даже рукав платья с удовольствием рассматриваю, потом слегка наклоняю голову — вот уже видно лицо, поворачиваюсь в одну сторону, в другую — на щеки падает луч света. Улыбаюсь, удивленно поднимаю брови.