Исповедь соперницы - читать онлайн книгу. Автор: Симона Вилар cтр.№ 135

Не пускаясь в пояснения, я спросил — сможет ли он смириться и оставить все в таком положении, как сейчас. То есть продолжать жить, полностью игнорируя супругу.

Эдгар покачал головой.

— Это выше моих сил. Тогда я окончательно потеряю Гиту.

Действительно — сколько бы мы тут ни рассуждали, оставалась женщина, которая пострадала больше всех. И ей невозможно объяснить, что нужно и дальше терпеть и смиряться.

Едва сдерживая стон, Эдгар проговорил:

— Сам дьявол ликовал, когда нас венчали с Бэртрадой. Все мы в тот день угодили в западню — и я, и Бэртрада, и Гита. И да поможет мне Всевышний — я не знаю, как жить дальше.

— Сэр, мельницы Господни мелют медленно, но верно. Ноя хотел бы спросить: не думали ли вы попробовать расторгнуть ваш брак с Бэртрадой?

Эдгар взглянул на меня с удивлением. Похоже, эта мысль не приходила ему в голову. И это понятно. Развод был делом немыслимо трудным, требующим огромных усилий, неистощимого терпения и больших денег. Желающим получить развод приходилось многократно обращаться к Святому Престолу, жертвовать, раздавать направо и налево взятки влиятельным духовным особам, унижаться и собирать доказательства. А в случае Эдгара это вдобавок было чревато королевской немилостью и возможной утратой титула. Не говоря уже о том, что факт развода считался позором для всего рода, к которому принадлежал разведенный.

Я осторожно выкладывал все это Эдгару, опасаясь вызвать его гнев. Но он выглядел только взволнованным.

— Мне приходилось слышать, что даже венценосным особам не всегда удается добиться желаемого в таких делах.

— Это так. Но дела о разводе коронованных особ зачастую затрагивают вопросы политики и границ между государствами. Простым же смертным куда легче добиться расторжения брака. Деньги здесь играют не последнюю роль, и не забывайте, что влияние ордена Храма в Риме весьма велико.

Похоже мен удалось вселить в Эдгара крупицу надежды. Когда человек пребывает в таком отчаяние, самый подходящий момент, чтобы дать ему надежду. И видит Бог, я делал это бескорыстно. За моей душей немало грехов, но то, что я сейчас хотел помочь Эдгару, было искренним. Ибо привык платить свои долги, и никто еще не называл меня неблагодарным.

Но перед тем, как проститься с графом, мне надлежало сделать еще кое-что.

— Милорд, не позволите ли вы мне побеседовать с вашей дамой? Я понимаю ее состояние, но мне представляется, что если все, о чем мы с вами только что говорили, сообщит ей лицо стороннее и непричастное, она скорее поймет и примет наши доводы.

Я умолчал о том, что Эдгар сейчас для этой женщины, как бы она к нему ни относилась, — виновник беды, обрушившейся на нее. Но его главная вина заключалась в том, что он не сделал ни единого по-настоящему твердого шага к тому, чтобы уладить отношения со своими женщинами. И жестоко казнил себя за это.

— Да благословят тебя Господь и Пресвятая Дева, родич.

Дважды он назвал меня так. Для изгоя подобное обращение дорогого стоит.

Местный священник не сразу пропустил меня к леди Гите, твердил, что она нуждается в покое. Похоже этот поп искренне переживал за женщину и не допустил бы меня к ней, какими бы благими не были мои намерения. Но уже рассвело, из тумана стали появляться первые силуэты прихожан его церкви и священник отвлекся, отошел к ним, говоря, что сегодня службы не будет. Кого-то из пришедших отправил в замок Эдгара за помощью, сам остался, чтобы отогнать самых любопытных. По сути ему стало не до меня, и я проскользнул без его благословляемого напутствия.

А войдя, в первый миг позабыл все слова. Замер, встретившись с ее оцепеневшим, жутким взглядом. Она как-то неловко сидела на лежанке священника подле спавшей девочки. Дитя выглядело спокойным, как ангел, что резко контрастировало с запечатленным на лице ее матери выражением безысходной муки. Она даже не сразу отреагировала на мое появление. Страшные воспоминания, казалось, отнимают у нее последние силы. Ей бы уснуть… Я понимал, что ей понадобиться усилие, чтобы расслабиться.

Чтобы привлечь ее внимание я негромко кашлянул.

— Я решился потревожить вас, миледи, только потому, что вскоре уезжаю. Более я не буду для вас живым напоминанием о случившемся. Но я хотел бы, чтобы вы выслушали меня…

Далее я вкратце поведал то, о чем мы беседовали с графом. К моему удивлению, женщина вполне равнодушно отнеслась к моим словам о возможной причастности графини к событиям. И казалось, не слышала меня даже тогда, когда я заговорил о возможности развода Эдгара с женой и о том, что ради разрыва с Бэртрадой Эдгар готов лишиться титула и впасть в опалу.

— Но вы и только вы можете поддержать его в этом, — продолжал я. Что-то подсказывало мне, что леди Гита не вполне безучастна к моим речам. — Вы не должны оставлять Эдгара. Ради вас он готов на все. А иначе… Сейчас он не остановится даже перед тем, чтобы убить Бэртраду.

И тут по лицу женщины скользнула тень. Взгляд ее светлых глаз на потемневшем и осунувшемся лице стал тяжелым, как сталь. Она поглядела на меня огромными пустыми глазами. Взгляд ее светлых глаз казался особенно тяжелым на потемневшем осунувшемся лице. Возможно леди Гита и была красавицей, но об этом трудно было судить сейчас. В ее лице было нечто жуткое. Жуткой была и неожиданная улыбка, больше похожая на судорогу.

— Возможно, я плохая христианка, но я хочу, чтобы виновные понесли наказание. Так и передайте графу, — проговорила она.

Я понимал ее. Но и перевел дыхание. Главное, что он еще чего-то желает. Пусть и желаемое — месть.

— И вас не пугает, чем это обернется для вашей девочки?

Женщина коротко вздохнула, на миг прикрыв лицо ладонью, а затем взглянула на меня. Только страх за свое дитя мог вывести ее из этого состояния. Но этим не следовало злоупотреблять. Уловив момент, когда мертвенное выражение исчезло с лица леди Гиты, я заговорил, взывая к ее разуму:

— Никому не ведомо о том, что произошло ночью в фэнах. Те, кто глумился над вами, уже понесли кару. А те, кто выжил, будут молчать. И если вы найдете в себе силы, чтобы в дальнейшем вести себя как ни в чем не бывало — они проиграли. Они поймут, что вы оказались сильнее, и им ничего не удалось добиться.

Это были только слова. Но чтобы следовать им, нужны неженские сила и мужество. Поэтому я продолжал:

— Нет греха в том, чтобы оступиться и угодить в грязь. Грех — оставаться в грязи. Несчастья и удары преследуют нас всю жизнь, но роковым становится только последний. Все прочие нам удается пережить. Нельзя забывать об этом.

Женщина вдруг испустила сдавленный стон.

— Что вы знаете об ударах судьбы!? Что знаете о бесчестии?

— Кому и знать, если не мне.

И тут я назвал свое имя.

Когда человек в беде, ему становится легче, когда рядом оказывается такой же, как он, несчастный и гонимый. Эта женщина знала обо мне, и мое имя, заклеймленное позором, сказало ей все. Она глубоко вздохнула, ее глаза расширились.