В зале стоял шум. Вопросы, споры, смешки. Поистине эта присяга забавна. Да это не просто присяга, это тяжба, спор, противостояние. И когда Ренье резко выбил протянутый ему канцлером свиток, окружающие едва не заулюлюкали от удовольствия. Вот это зрелище!
– Мне не важно, что вы там сфальсифицировали, Геривей! – кричал Ренье. – Я твердо знаю, кто моя жена. Уже несколько лет я слежу за ее судьбой. И у меня есть свидетель. Поди сюда, Эврар. Этот человек был приближенным короля Эда, и это он разыскал и опознал принцессу Эмму.
– И у нас есть свидетели! – закричал Карл. – Несколько человек из окружения моей сестры, которые готовы подтвердить, что Эмма Робертин умерла в тот же год, что и Теодорада.
– Ваши свидетели подкуплены! Вы подстроили это с самого начала!
Эмма наконец опомнилась и решила прийти на помощь супругу.
– Беру Бога в свидетели, что я и есть дочь короля Эда и Теодорады. И вы, ваше величество, берете грех на душу и оскорбляете память своей сестры, отрекаясь от меня.
Как ни странно, звук ее голоса послужил тому, что в зале воцарилась глубокая тишина. Все взоры были устремлены на эту гордую, прекрасную женщину, что так дерзко посмела бросить вызов королю.
– И я готова, – продолжала Эмма, – перед всем собранием поклясться на Библии, что знаю, кто мои родители!
Король хотел что-то сказать, но только открыл рот. Если эта женщина и впрямь при всех присягнет на Библии, что она из его семьи, многие могут ей поверить. Или же ему в противовес ее словам придется также над Священным Писанием произнести прилюдное отречение от нее. Но взять на душу подобный грех…
Ему на выручку пришел Геривей. Мягко улыбнувшись Эмме, он примирительно сказал:
– Дитя мое, на каком основании вы беретесь утверждать, что вы – принцесса?
– Мой дядя Роберт Парижский сможет подтвердить это. Как и Эбль Пуатье, и епископ Руанский, и герцог Бургундский Рауль!
– Вы очень дерзки, сударыня. Все эти люди далеко, и понадобится немало времени, чтобы связаться с ними. И все это время вы будете самозвано величать себя принцессой. Но я не исключаю возможность, что особы, коих вы упомянули, попали в такое же заблуждение, как и герцог Ренье. И я спрашиваю вас – на каком основании лично вы утверждаете, что вы принцесса? Ведь, насколько я знаю, король Эд и его королева покинули мир сей, когда, судя по вашему облику, вы были еще ребенком. Вы не можете помнить их.
Эмма перевела дыхание. Все взоры были обращены на нее.
– Об этом мне поведала перед смертью моя кормилица графиня Пипина Байе.
Геривей перевел дух и устало опустился в кресло.
– В таком случае, дочь моя, вы чуть не совершили клятвопреступления, пожелав поклясться на Библии. Нам ведомо, что у графской четы из Байе было двое детей – Эд и Эмма. И грешно вам отрекаться от тех, память кого вы должны почитать. Ибо вы – дочь графа Беренгара и графини Пипины Байе!
Его глаза глядели в упор ей в лицо, словно гипнотизируя. И Эмма растерялась. А главное, и в самом деле засомневалась. И несмотря на требующий взгляд Ренье, она не смогла произнести ни слова в ответ. Что, если и в самом деле это ошибка? Она ведь не помнит ни короля Эда, ни Теодораду…
Геривей резко повернулся к Ренье.
– Итак, мессир, вы взяли в жены не Эмму Робертин, а Эмму из Байе…
– Все это ложь! – вдруг закричал Ренье. – Я докажу, что отныне связан с женщиной королевской крови!.. И я затею тяжбу, я начну расследование, я дойду до самого папы!..
Карл вдруг так и подскочил, напрочь позабыв о достойном поведении.
– Вот чего вы добиваетесь, Ренье! Вы хотите получить у папы возвышения. Я сразу понял! У вас ничего не выйдет! Ха!.. Принцесса Эмма, говорите?! Так я открою всем, на ком вы женаты. На норманнской шлюхе! На подстилке варвара Роллона. На потаскухе, которую он бросил, когда ему предложили настоящую дочь короля. А вы… Что ж, донашивайте теперь его обноски!..
– Вы не смеете так говорить! – задыхаясь, прокричал Ренье.
– Не смею? Так, может, я лгу? Что ж, мессир, вассал мой, – Карл притворно-любезно улыбнулся, – что ж, тогда пусть эта… гм… супруга ваша подтвердит, что никогда не грела постель нынешнему герцогу Нормандии!
Весь зал, казалось, устремил взгляд на Эмму, будто сковав ее кольцом тяжелых, любопытных, насмешливых глаз.
– Ну же!..
Она не поняла, кто это сказал. Возможно, Ренье. Но язык ее словно прилип к гортани. Не из упрямства или дерзости. Она просто растерялась. Солгать такое… Отречься от всего и вся… Прилюдно отречься от стольких лет бесконечного счастья… Она была еще слишком неискушенна в такой лжи. Лгать всему миру, открыто отвергать то, что было общеизвестно… или скоро станет общеизвестно. Она молчала, отступив на шаг назад, оглядываясь, словно ища лазейку, куда выскочить.
В этот миг стоявший за троном Аганон громко расхохотался. И все словно только этого и ждали. Зал грохнул. Хохотали все: палатины, охранники, факелоносцы, священнослужители. Со всех сторон летело: «Норманнская шлюха! Обноски Роллона!»
Карл Каролинг, довольный произведенным эффектом, тоже хохотал. Просто рухнул на трон, как на простую лавку, весь сотрясаясь от смеха. Даже Геривей хихикал, прикрывая ладошкой рот.
Ренье оглянулся. Его свита, его вельможи глядели на него растерянно, с укором, даже с гневом. Шумливый Матфрид кинулся вперед.
– Заткните им рот, Ренье! Они ведь лгут! Вы не могли сделать нашей госпожой блудницу язычника.
Ренье вдруг весь затрясся. И, оттолкнув Матфрида, почти бегом кинулся из залы.
Хохот каскадами разлетался под сводом, дробился среди колонн.
Эмма была на шаг от обморока – такого позора, такого унижения она еще не испытывала. Даже тогда, когда Ролло кинул ее своим людям. Тогда она хоть сопротивлялась до последнего. Пока не стала норманнской шлюхой. Шлюхой, какой сделал ее Ролло… А она-то размечталась: герцогиня Лотарингская…
Она видела, как один за другим покинули зал посрамленные лотарингские вельможи. Последним вышел Эврар. Эврар, который мог доказать, что она принцесса… И норманнская шлюха…
Эмма вдруг зажала ладонями уши, чтобы не слышать этого позорящего смеха, зажмурила глаза, чтобы не видеть этих хохочущих, оскаленных рож.
– Господи, Спаситель мой, дай мне силы!
Огромным усилием воли она заставила себя выпрямиться. Ее голову венчала корона Каролингов, которая сейчас лишь служила поводом для увеселения толпы. Медленным взором, чистыми, гордыми глазами она окинула зал, посмотрела на раскрасневшегося Каролинга, на злорадствовавшего Аганона, на растерянно оглядывавшуюся девочку-королеву. И пошла к выходу. Одна. С осанкой королевы, гордо подняв подбородок, всеми силами стараясь не убыстрять шаги. Не побежать. Не умереть.
Глава 2
– Разрази их всех гром! Мы уезжаем немедленно! – Длинная Шея в гневе швырнул нарядную хламиду оторопевшему слуге.