Ведьма княгини - читать онлайн книгу. Автор: Симона Вилар cтр.№ 43

— Как с Игорем моим поступили?.. Вот пусть теперь и маются!

Свенельду все же удалось увлечь Ольгу за занавеску на женскую половину избы, велел одной и я. Милютиных невесток взбить перины на ложе для княгини, нести теплой воды. А сам все нашептывал Ольге, что древлян не гневить да пугать надо, а уговорить, чтобы весть послали о покорности Ольги, что едет к жениху она. Но Ольга была так мрачна и подавлена, что Свенельд предпочел оставить ее отдыхать, а сам занялся решением всех вопросов.

Когда же вернулся, то заметил, что Малфриде уже удалось разрядить обстановку, она почти весело разговаривала с Малютой и его домочадцами. Ее местный выговор успокоил древлян, и теперь Малфрида заливалась соловьем, уверяя, что не зря ее Ольга сделала своей приближенной, что княгиня хочет обычаям древлянским научиться, говору их. А то, что бушует порой, то от горячности нрава. Ведь Игорь ее баловал, лелеял, она того же и от Мала ждет. И надо, чтобы кто-то из древлян послал к князю в Малино весточку, что невеста долгожданная к нему едет. А то… Если сгинет в лесах раскрасавица киевская, древлянам еще долго придется терпеть почуявшую силу нежить.

«Ну и умница она у меня! — с неожиданной теплотой подумал Свенельд. — Ну и помощница!»

Стоял чуть в стороне, наблюдая, как вокруг Малфриды собираются в кружок домашние Малюты. Она по чести перво-наперво деду старому место подле себя предложила, потом одному из сыновей Малюты так улыбнулась, блеснув озорным взглядом, что тот просиял и стал поправлять растрепанные вихры. У Малюты тут жили всей большой семьей, старшие сыновья с женами, внуки, братучада [81] , дальние родичи-приживалы, служившие ему как прислуга и питавшиеся от его стола. Некогда, служа на погосте, Милюта богато поднялся и не таким худым и изможденным был, а чисто боярин выглядел. Теперь же вон просто старик измученный, былых шуток-прибауток от него не дождешься. И что ему было от службы у Свенельда отказываться? Все мятежная древлянская кровь. А того не поймет, что в сильном государстве и слабое племя в рост идет. Теперь же… Теперь Свенельд стоял и слушал жалобы родственников Милюты на свою Недолю злую [82] . Ишь как их всех Малфрида в единый миг расположила к себе. Эти не ведали, что с ведьмой общаются, но потянулись к ней, почуяв соплеменницу. Рассказывали, что раньше они смело по своей земле ходили, а тут выбраться за пропаханную межу могут, только если духов задобрят приношением. Вон у Милюты уже двоих младшеньких пришлось увести за вспаханную полосу, оставить в лесу. А что еще потребуется… подумать страшно.

— Все верно, — отвечала Малфрида. — Нежить сама размножаться не может, а вот теплокровного к себе забрать всегда норовит. Духом тот не станет, зато стадо их нелюдское пополнить может. Главное, чтобы потом опять такой полулюдок к своим не примкнул — много бед от того будет. А что же вы хотели? С Чернобогом жить — Недолю свою кормить. Или о том вам волхвы ваши не поведали? Не сказали, что с темной силой всегда так: призвать ее гораздо легче, чем потом укротить.

— Но ведь Ольга приехала же, — заикнулся было Милюта. Но Малфрида только смеялась. И вольно же ей было так веселиться среди этих подавленных людей, которых даже привыкшему к крови и убийствам Свенельду жалко было. А этой хоть бы что.

— Думаете, ее свадьба с Малом вас от власти Морены избавит?

— А как же тогда? Волхвы ведь сказывали, что Морена это та же Макошь добрая, только наоборот.

— А наоборот — значит злая, — беспечно отмахивалась Малфрида. Ее темные глаза лукаво сверкали из-под темно-багряного капюшона, по щеке змейкой вилась волнистая темная прядка. Такой веселой и милой казалась — любо-дорого поглядеть. Да и говорила то, что надо: — Разве не знаете, что Макошь лишь зимой темнеет да силу теряет, а будете считать ее Мореной — она добра вам не принесет. И Макошью доброй уже никогда не сделается.

Древляне переглядывались, лица их все больше печалились. А Малфрида тут же поясняет: мол, забудьте про Морену злую, поставьте опять изваяние Перуна Громовержца, который нечисть не любит, поклоняйтесь ему и требы подносите, вот и поглядите, станут ли вас нелюди донимать.

— А как же указы волхвов? Что, если на нас нагрянут?

— Кто? Нелюди или… киевляне? Но разве мы уже не здесь? Вон же Свенельд стоит, смотрит на вас, улыбается. Даже хлебом с вами поделился.

— Да без жита-хлебушка, какое мы ранее у полян на меха и мед выменивали, совсем худо, — соглашались древляне. — Вепрятина, какую нелюди нам кидают, хоть и хороша, но без ломтя хлеба… не то.

— Вот-вот. И разве ранее не лучше тебе, Милюта, было, когда ты гоголем ходил по своему погосту? А теперь только сапоги киевские у тебя и остались. И вот что я вам скажу, милые вы мои: вам не о свободе думать надо, а о том, как опять подняться да хозяевами себе стать. Пусть и под рукой Киева стольного. Все лучше под полянами жить, чем под нежитью.

«Не переусердствовала бы она», — с тревогой отметил Свенельд. Но не стал вмешиваться, видя, какие задумчивые и покорные лица сделались у древлян. О жене же опять подумал: ну и умница!

Тут подала голос беременная жена Милюты:

— Я как погляжу, ты баба умная, все знаешь. Вот и ответь мне. Я еще когда снег сходил, думала разродиться, но и по сей день отчего-то ребенка в себе ношу. Ребеночек уже и биться во мне перестал, я же как гнию изнутри, все тело пятнами пошло.

Тут и стоявшая поодаль молодица громко всхлипнула и тоже пожаловалась, вытирая вмиг набежавшие слезы концом головного платка, что ранее биение новой жизни в себе ощущала, а теперь словно замер в ней плод.

— Ну так Морена же мертвое больше живого любит! — блестела зубами в улыбке Малфрида. — Я вон ее не почитаю, надо мной она не властна, вот и чую…

Она приложила руку к животу и… Вдруг показалось, что в ней самой, в глубине ее тела словно рыба била плавником. Дитя давало о себе знать… напоминало… Малфрида застыла, зачарованно прислушиваясь к этим движениям новой жизни. Но тут же хранимая в калите [83] на поясе лапка-оберег от Кощея зашевелилась, будто напоминая, что не ее уже это ребеночек. И это так ошеломило Малфриду, что она словно забыла о жадно внимавших ей древлянах, будто удалилась от них, не слыша их вопросов, не чувствуя устремленных на нее взглядов.

Поглощенная собой, она не заметила, как до этого подремывавший на шкурах в углу волхв Коста поднялся и подошел к плачущей жене Милюты, стал что-то ей говорить, а та, широко распахнув большие светлые глаза, смотрела на него с надеждой. Но тут же резко оглянулась, втянув голову в плечи… Да и не только она замерла в этот миг, все вокруг всполошились, вслушиваясь в отдаленный и долгий протяжный крик извне. Вскоре стукнула входная дверь, отлетел занавешивающий проем кусок шкуры, и, путаясь в ее складках, на пороге возник Претич.