Ксеноцид - читать онлайн книгу. Автор: Орсон Скотт Кард cтр.№ 10

— А я повторяю, что ты не прав.

— Ведь ты Демосфен, так? Эндрю мне рассказал.

— Да.

— Это ты придумала Иерархию Чуждости. Утланнинги — это чужие из нашего мира. Фрамлинги — это чужие нашего вида, но из другого мира. Рамены — чужие иного вида, но способные договориться с нами, способные к сосуществованию с человеком. И, наконец, варельсы… Кто они такие?

— Свинксы — это не варельсы. Королева Улья — тоже нет.

— Но вот десколада — точно. Чужая форма жизни, которая может уничтожить все человечество.

— Разве что мы ее укротим…

— …И с которой мы договориться не можем. Чуждый вид, с которым мы не можем сосуществовать. Ведь это же ты написала, что в подобном случае война неизбежна. Если чужой вид пытается нас уничтожить, а мы не можем установить контакта, не можем с ними договориться, тогда нет ни единого шанса, чтобы изменить их намерения мирным путем. В таком случае оправданы любые действия, способные нас спасти. Не исключая полной ликвидации противной расы.

— Это правда, — согласилась Валентина.

— Но вот что нам делать, если нам необходимо уничтожить десколаду, а мы этого сделать не умеем, не убивая при том свинксов, Королевы Улья и всех людей на Лузитании?

Миро был изумлен, увидав в глазах Валентины слезы.

— Так вот кем ты стал…

Миро не понял.

— С каких это пор наш разговор превратился в дискуссию обо мне?

— Ты все это обдумал, изучил все возможные будущности, как хорошие, так и плохие. Но только в одну из них пожелал поверить, сделав ее основой для своих моральных суждений. И это та будущность, в которой ты и все, что ты любил, все твои надежды обязаны быть уничтожены.

— Я не сказал, что такое будущее мне нравится.

— И я тоже такого не говорила. Только лишь сказала, что это то самое будущее, к которому ты решил приготовиться. Но я — нет. Я предпочитаю жить в мире, где существует надежда. В мире, где твои мать и сестра найдут способ остановить десколаду, где Звездный Конгресс может быть преобразован или же заменен чем-то другим, в мире, где нет сил и воли уничтожить целую расу.

— А если ты ошибаешься?

— Перед смертью у меня будет достаточно времени на отчаяние. Но ты… неужели сам ищешь повода для отчаяния? Правда, я могу понять импульс, который привел к этому. Эндрю рассказывал, что ты был красивым юношей, впрочем, ты и сейчас такой же, и что утрата возможности управлять телом была пережита тобой весьма болезненно. Но ведь другие теряли большее, чем ты, но не поверили в столь мрачную картину мира.

— Таким вот образом ты меня оценила? — спросил Миро. — Мы знакомы всего лишь полчаса, и ты уже все обо мне знаешь?

— Я знаю, что это самый неприятный разговор, который случился у меня за всю мою жизнь.

— И посчитала, будто это все из-за того, что я калека. Знаешь, Валентина Виггин, я кое-что тебе скажу: мои надежды не отличаются от твоих. Я даже верю, что когда-нибудь получу назад большую часть своего тела. Если бы не было надежды, я бы давным-давно был трупом. Я рассказал тебе все это не потому, что живу в отчаянии. Рассказал, поскольку это было возможно. А раз это возможно, мы обязаны об этом думать, чтобы впоследствии нас не застали врасплох. Мы обязаны думать, чтобы знать — как жить во вселенной, когда случится самое худшее.

Казалось, что Валентина изучает лицо парня. Он чувствовал на себе ее взгляд, почти материальный — будто легкую щекотку под кожей, где-то в глубинах мозга.

— Да, — сообщила она.

— Что да?

— Да, мой муж и я переберемся сюда и станем жить на твоем корабле.

Она поднялась с места и направилась в коридор, ведущий к переходному шлюзу.

— Зачем ты хочешь так сделать?

— Потому что у нас страшная толкучка. И потому, что с тобой решительно стоит беседовать. И не только лишь затем, чтобы получить материал для собственных статей.

— Выходит, я сдал экзамен?

— Сдал, — согласилась она. — А я, тебе я экзамен сдала?

— Я тебя не экзаменовал.

— Ну да, еще как экзаменовал, — не согласилась она. — Но если ты сам того не заметил, то скажу тебе: я экзамен сдала. В противном случае, ты бы не рассказал мне всего того, что рассказывал.

Валентина ушла. Миро слыхал ее шаги в коридоре, потом компьютер доложил, что она проходит через кишку, соединяющую оба корабля.

И Миро уже без нее скучал. Потому что она была права. Она сдала этот экзамен. Валентина слушала его так, как никто другой — без нетерпения, без окончания предложений за него, без отвода глаз. Он разговаривал с ней без старательной выверенности, зато со всеми чувствами. Его слова иногда переходили в невнятное бормотание. И все равно, она слушала столь внимательно, что понимала все его аргументы и ни разу не попросила что-то повторить. С этой женщиной он мог разговаривать столь же естественно, как и до своей трагедии. Да, конечно, она была упрямой, настаивающей на своем, склонной поучать и излишне скорой в оценках. Но вместе с тем, она была способна выслушать аргументацию, а в случае необходимости даже поменять мнение. Она умела слушать, а значит — он мог говорить. Возможно, что рядом с нею он вновь будет прежним Миро.

Самое неприятное в человеческих существах это то, что они не меняются. Твой и мой народы рождаются в виде личинок, но, прежде чем начинаем репродукцию, преобразуемся в более высокоорганизованные формы. Они же всю свою жизнь остаются личинками.

Люди тоже преображаются. Они постоянно меняют свою личность. Но каждая новая личность питается иллюзией, что всегда имела то самое тело, которое в данный момент имеет.

Такие перемены носят поверхностный характер. Природа их организмов остается постоянной. Люди чрезвычайно горды собственными изменениями, но каждая мнимая трансформация оказывается всего лишь новым комплексом оправданий, позволяющих вести себя точно так же, как и всегда.

Ты слишком отличаешься от людей, чтобы их понимать.

А ты слишком похож на людей, чтобы увидать их выразительно.

Когда Цинь-цзяо исполнилось семь лет, боги впервые заговорили с ней. Какое-то время она совершенно не понимала, что слышит именно их голос. Она лишь знала, что у нее грязные, покрытые какой-то отвратительной, невидимой слизью руки. И их следует очистить.

Поначалу достаточно было их просто-напросто помыть, чтобы на несколько дней почувствовать себя намного лучше. Но, по мере того, как шло время, чувство загрязненности возвращалось к девочке все чаще, а избавление от грязи требовало все более долгого мытья рук. В конце концов, она мыла их по несколько раз в день; оттирала их щеткой из рисовой соломы, пока те не начинали кровоточить. Только лишь когда боль становилась совсем уж невыносимой, Цинь-цзяо наконец-то чувствовала себя чистой, но и то — всего лишь на пару часов.