ВАЛЕНТИН. Ты приезжаешь ночами с одним типом. Он стоит и пялится на наши окна, и ты хочешь, чтоб я на что-то рассчитывал?
НИНА. Я передумала. Идем жениться. (Встает.) Пошли, пошли. (Тянет Валентина.)
ВАЛЕНТИН (упираясь). Ты что, серьезно?
НИНА. Кто-то там пялится, а я должна оставаться старой девой?
ВАЛЕНТИН. Нина! Ты погоди! Тут все серьезней!
НИНА (кричит гневно, почти истерически). Так какого же черта! При чем тут они? Конечно, серьезней! Так о серьезном ведь теперь не говорят! Принято выдвигать на первый план мелкие причины! Кто-то пялится – и свадьбы нет! Любви нет! Любви! Я тебя не люблю! Ты меня не любишь! Вот главное. Сбежались две бездомные собаки. Снюхались!
На крик в дверях появляются Иван Петрович и Ольга Сергеевна. Ольга Сергеевна с чашечками. Так они и стоят, их не замечают.
И все. Собаки мы с тобой, собаки!
ВАЛЕНТИН. Извини. К себе не отношу.
НИНА. А ты отнеси. Напрягись и отнеси.
ВАЛЕНТИН (гневно). Я работаю как зверь. Если хочешь, как собака. Я не сплю сутками…
НИНА. Ах ты, Боже мой! Какое оправдание!
ВАЛЕНТИН. А какое еще есть у человека оправдание в жизни? Нет другого!
НИНА. О!.. Как страшно!
ВАЛЕНТИН. Работа! И ничего больше! Я не хочу, чтоб у меня кто-то по глупости умер… Как тогда. Я боюсь этого… Послушай, это важно: я вел себя как последний заяц… Следствие, суд, тюрьма… Меня побреют… Об общей параше думал… Я ненавидел эту женщину, что она умерла. Посмела умереть. Мне назло… Чтоб сделать хуже… В этом маразме я скатился до самого дна… Ты-то это знаешь…
НИНА. По тебе это не было видно.
ВАЛЕНТИН. Теперь это уже неважно. Я выкарабкался, Нинка! Работай!
НИНА. Ты уже не думаешь об общей параше?
ВАЛЕНТИН. Просто я вкалываю. Лечу. Вылечиваю. Залечиваю. Одним словом, я действительно оказался приличным хирургом. Главный сейчас уже почти не оперирует. Все сложные случаи у меня.
НИНА. Ты в труде спасал свою совесть…
ВАЛЕНТИН. Это что – плохо?
НИНА. А я?
ВАЛЕНТИН. Что ты? Нет, серьезно… Если хочешь, давай поженимся.
НИНА. Это зачем еще? Впрочем, я даже знаю, почему ты мне это предлагаешь… Ты мной слегка приторгнул и меня же запрезирал. Но в своем новом, просветленном качестве ты просто не можешь на мне жениться. Как честный человек приторгнул, все равно как обесчестил…
ВАЛЕНТИН. Нина! Я вел себя, как подонок! Но уверяю – не до такой степени.
НИНА. Что значит степени? Подонок в первой степени, подонок в пятой? Ты в какой?
ВАЛЕНТИН. Ни в какой! Человек имеет право на слабость. На трусость. Преодоление – это совершенствование. Я бы не стал лучше, если б на мгновенье не был хуже и не понял, как это ужасно…
НИНА. Я знаю, когда ты все понял. Когда прибежала эта девочка Наташа и увидела на мне расстегнутую кофту. Ты сразу прозрел, засочился совестью… Чего же ты ей честно не сказал? Что лапаешь не сестру, а невесту?
ВАЛЕНТИН. А ты бы это могла сказать?
НИНА. За эти два месяца он приводил меня сюда девять раз… Девять раз тебе было стыдно… Девять раз ты отправлял меня на такси… Три раза за свой счет…
ВАЛЕНТИН. Это-то к чему?
НИНА. Все к очистительным мыслям об общей параше… Ты рано от них избавился, дорогой. Рано. Рано чешутся у тебя лопатки. И замуж я за тебя не пойду. Даже несмотря на то что ты такой блестящий хирург. И совесть завел в дом… Я, собственно, пришла тебе это сказать…
ВАЛЕНТИН. Понял.
НИНА. Видишь, как хорошо… Я пошла… Дмитрию я все объясню сама… Так, мол, и так…
ВАЛЕНТИН. Пойдешь за него замуж?
НИНА. Подумаю. Почему бы не подумать?
ВАЛЕНТИН. Мне жаль…
НИНА (с иронией). Еще бы не жаль! Такие женщины, как я, на дороге не валяются.
ИВАН ПЕТРОВИЧ (из дверного проема). А что вы, собственно говоря, за женщина, что вы за цаца такая?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ваня!
НИНА (смотрит на них). Действительно, что я за цаца такая? (Уходит.)
ВАЛЕНТИН. Все видели? Все слышали?
ИВАН ПЕТРОВИЧ. Ты ей про работу хорошо сказал. Правильно. Совесть должна быть в работе. Остальное – чепуха.
ВАЛЕНТИН. Мне именно твоей поддержки в жизни не хватало.
ИВАН ПЕТРОВИЧ (не замечая издевки). А что? Мы поддержим. Да, мать?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Я не знаю, Ваня. (Плачет.) Не по-людски как-то…
ВАЛЕНТИН. Ишь! Она ему расскажет! Я сам схожу и поговорю с ним. Это как соринка в глазу.
ИВАН ПЕТРОВИЧ. Чистый носовой платочек складываешь и уголочком, уголочком… (Показывает как.)
Квартира Кузьминых. Дмитрий наводит порядок. Входит Артем.
АРТЕМ. Привет. Я за учебниками.
ДМИТРИЙ. Я их сложил в кухонный стол. Возьми. Только иди туда в носках. Там натерто.
Артем разувается.
АРТЕМ. Сам натирал или как?
ДМИТРИЙ. Конечно, сам. Полезная, кстати, процедура. Такая гимнастика для ног и бедер.
АРТЕМ. Ясно. Здоровье в порядке, спасибо зарядке. (Идет в кухню, потом возвращается с учебниками.)
ДМИТРИЙ. Как у Наташи дела?
АРТЕМ. Нормально.
ДМИТРИЙ. Передавай ей привет.
АРТЕМ. Зачем?
ДМИТРИЙ (резко садится). Садись и ты. В конце концов, почему вы себя ведете так, что я должен все время перед вами оправдываться? Зачем она выписалась? Ведь это просто глупо и осложнит ей потом жизнь. Не хочешь жить – не живи, но прописка – это ведь просто суровая жизненная формальность.
АРТЕМ. Мы с ней так не делим – на формальное и неформальное.
ДМИТРИЙ. Мы не делим… Мы… Уже союз… единомышленников?
АРТЕМ. Дима, я вас уважал. Теперь я вас не уважаю. Это вам что-нибудь объясняет?
ДМИТРИЙ. Меня это возмущает. Бесит. За что? Чем я нынешний хуже вчерашнего? Откуда у вас такая глухость к человеку? Откуда такой примитивизм в оценках? Да, я полюбил женщину. Я свободный человек. Я никого не обманул. Я скажу больше. Мне повезло…
АРТЕМ. У вас умерла жена. Исключительное везение.
ДМИТРИЙ. Вы выворачиваете обстоятельства наизнанку.
АРТЕМ. Я, как говорит наш физкультурник, кон-стан-ти-рую факт.
ДМИТРИЙ. Я встретил девушку. Удивительную. Прекрасную. Ради нее…
АРТЕМ. Натираете пол…
ДМИТРИЙ. Я готов на все. Лида бы поняла это. Она всегда все понимала.