Открылась дверь нашего подъезда. Я насторожилась, но на
пороге появилась все та же пятидесятилетняя соседка, с которой мы уже
сталкивались сегодня, на этот раз с мужем — рослым представительным брюнетом с
седыми висками.
— Пройдем немножко пешком, дорогой, — прощебетала
дама, нежно глядя мужу в глаза, — а то ты совершенно не бываешь на
воздухе. Вон какой стал бледный!
— Хорошо, дорогая! — ответил муж.
Тут же сквозь шум и завывания ветра в моей голове
прорезались перебивающие друг друга монологи:
"Хоть бы ты, старый козел, наконец угомонился! Ни одной
юбки не пропустишь!
И ведь старше меня, паразит, а выглядит как огурчик!"
«Вот ведь, увязалась за мной, старая галоша! Теперь ни за
что не отвяжется! Только я с Лялечкой договорился — и на тебе! Все планы мои
сорвала! А Лялечка, лапушка, ждет меня сейчас… Ух, скотина старая! Убил бы,
своими руками убил…»
Муж нежно улыбнулся жене, она взяла его под руку, и они не
спеша удалились по дорожке. Я проводила их изумленным взглядом, подумав, как
усложнилась бы семейная жизнь, если бы препарат В-17 продавался в каждой
аптеке.
Прошло еще несколько минут, и на пороге появилась Раиса
Кузьминична. Я не собиралась подслушивать мысли славной старушки, но они
волей-неволей зазвучали у меня в голове.
«Ну не паршивец ли! Ведь все, все как есть цветы обожрал! Уж
алоэ-то думала, не тронет — и горькое, и колючее. Все равно объел! И что с ним,
негодником, делать? Витаминов ему, что ли, не хватает? Так я ему и овес
проращивала, и специальные кошачьи витамины покупала — все равно, разбойник,
цветы жрет…»
Я улыбнулась: Раиса Кузьминична не спеша удалялась по
дорожке, обдумывая свои непростые отношения с полуперсидским котом Тихоном.
Следом за ней из подъезда вылетела, пританцовывая,
пятнадцатилетняя акселератка с седьмого этажа. Меня чуть не оглушил рэп,
который она слушала — плейер на поясе, наушники на голове, а когда она начала
мысленно сравнивать достоинства знакомых мальчиков, я мысленно сконфузилась и
подумала, что, вероятно, старею, но вольность нравов современных тинейджеров не
кажется мне синонимом внутренней свободы.
И тут, наконец, из дома вышла она — та самая дама в том
самом голландском пальто.
Видимо, это пальто она считала своей униформой — чтобы, не
дай Бог, никто не усомнился в том, что она — это именно она… То есть вовсе не
она, а та, за которую она себя выдает… Я немножко запуталась, но суть моих
рассуждений сводилась к тому, что она носит осточертевшее голландское пальто не
снимая, как некое подобие пароля или опознавательного знака. При виде дамы я
начала более внимательно вслушиваться в чужие мысли, надеясь узнать что-нибудь
более интересное, чем поведение котов и супружеские измены — но не тут-то было.
Сквозь шум и шорох в моей голове пробился незнакомый звук — ровное негромкое
гудение.
Я вспомнила, как в прежние годы у нас в стране глушили
зарубежные радиостанции, и поняла, что моя дама умеет каким-то образом
блокировать свои мысли так, что прочитать их у меня не получится. Со своей
стороны, я ожидала, что мои мысли тоже блокируются за счет приема В-17, иначе
мне пришлось бы несладко. Действительно проходя мимо моего укрытия, дама как-то
беспокойно повела головой — видимо, тоже услышала гудение моей глушилки, но не
поверила своим ощущениям. На всякий случай я срочно стала думать о желтых
листиках и белочках в Сосновском парке, пока дама не удалилась на достаточное
расстояние в направлении автобусной остановки.
Я осторожно двинулась следом, используя кусты, как
прикрытие. Дама села в подошедший автобус. Я еле успела за ней, надеясь, что
дама не обратит на меня внимание: автобус был полон, мы находились далеко друг
от друга.
В автобусе я чуть не оглохла от навалившихся на меня со всех
сторон обрывков чужих мыслей — по большей части совершенно примитивных и
неинтересных. Кроме того, я должна была еще следить, не выйдет ли дама из автобуса,
но, как и большинство пассажиров, она ехала до метро.
Скажу сразу, по части сыска я многих могу заткнуть за пояс,
потому что следила я за своим объектом виртуозно, и даже, как в лучших
традициях советского детектива, спряталась за развернутый газетный лист,
проделав в нем дырочку для наблюдения. В вагоне метро мы с дамой уселись каждая
в своем углу, поскольку народу было немного. Я с интересом прослушала мысли
своей соседки справа — вульгарной ненатуральной блондинки, которая размышляла о
своей личной жизни, употребляя сочную смесь из терминологии героинь
телесериалов и некоторых непечатных оборотов великого и могучего русского
языка. Затем я ненадолго переключилась на мысли сидевшего напротив пожилого
седовласого господина абсолютно профессорского вида, который меланхолично
поглядывал на мою соседку и примерно в тех же терминах обдумывал все то, что бы
он сделал с ней, оставшись по счастливой случайности вдвоем на необитаемом
острове.
Разочаровавшись в отечественных преподавательских кадрах и с
грустью подумав о том, в чьи руки попадают неокрепшие умы нашей молодежи, я
отвела душу, прислушавшись к мыслям рыженькой девушки, которая проигрывала про
себя фрагмент «Брандербургских концертов» Баха.
Тут я заметила, что моя подопечная дама в пальто встала и
направилась к выходу. Стараясь не привлекать ее внимания, я тронулась тоже, и
так долго не выходила из вагона, подражая героям кинобоевиков, что еле успела
выскочить в последнюю секунду, чуть меня дверью не прищемило.
Мы находились на «Горьковской». Моя злодейка поднялась по
эскалатору, вышла из метро и свернула направо мимо сквера к памятнику
«Стерегущему». Я исправно следовала за ней на приличном удалении, так как место
было довольно уединенное, несмотря на близость станции метро.
И тут я заметила впереди припаркованный у тротуара бежевый
«крайслер». Угу, дама, которая купила то самое пресловутое пальто в бутике на
Вознесенском, по наблюдению продавщиц, тоже приезжала на бежевом «крайслере».
Моя подопечная, как и следовало ожидать, открыла дверцу и села рядом с
водителем, а я, очень расстроившись, осталась стоять, потому что вся моя
сегодняшняя авантюра не принесла никаких ощутимых результатов. «Крайслер»
развернулся и поехал прочь, я сделала несколько шагов следом, стремясь
запомнить на всякий случай номер машины, и уже подивилась на странность этого
номера, как вдруг ощутила за спиной подозрительное шевеление. Я хотела
обернуться, но дальше намерений дело не пошло: чья-то сильная и грубая рука
обхватила меня за шею, в то время как вторая рука прижала к лицу платок,
смоченный сильно и неприятно пахнущей жидкостью. Я пыталась сопротивляться, но
в глазах потемнело, памятник «Стерегущему» поплыл в туманную даль, и я потеряла
сознание.
* * *
Я очнулась от странных звуков — как будто кипел чайник со
свистком, причем свист раздавался через равные промежутки времени. Не открывая
глаз, я постаралась сосредоточиться, потому что в голове бродили смутные
воспоминания о чем-то нехорошем.