Я с любопытством смотрела на него.
Страх мой прошел, хоть все это было очень странно. Ясно
одно: у него нет ни одного близкого человека, раз с такой деликатной просьбой
он обратился ко мне — совершенно посторонней женщине. Хотя.., возможно, он
перенес на меня свою симпатию к Валентину Сергеевичу? Естественно, к
Валентину-то Сергеевичу он бы обратился обязательно, раз они находились в
дружеских отношениях, Валентин Сергеевич вообще умел расположить к себе
человека. Но с другой стороны, насколько я знаю, друзей Валентин Сергеевич
выбирал осмотрительно. Так что уж если Он проводил время с Эриком, то я смело
могу считать последнего порядочным человеком.
Внезапно лицо Эрика залилось краской стыда, и он с
несвойственной горячностью произнес:
— Простите, что я предлагаю… Это немыслимо. Может быть,
в бессознательном состоянии я становлюсь агрессивен. Как я могу подвергать вас
такому риску. Это была явная глупость, — и он отвернулся.
— Глупости! — сердито воскликнула я:
— Это как раз сейчас вы говорите глупости.
Я не верю, что вы можете быть опасны, потому что иначе вы бы
ломали вещи, били посуду… Скорее всего, это просто обморок от переутомления.
Так что н?? волнуйтесь.
Я просто посижу с вами, заварю кофе… Или лучше чай — кофе
вас еще больше возбудит.
А потом мы с вами этот чай выпьем, и я вам расскажу, что вы
спокойно просидели целый час в кресле. Я уверена.
— Правда? — с надеждой спросил Эрик. — Но все
же я опасаюсь…
— Никакой опасности нет, я в этом не сомневаюсь, —
твердо ответила я.
Честно говоря, в глубине души, я была далеко не так уверена
в этом, как старалась показать. Хотя Эрик мне стал симпатичен после того, как я
узнала, что он дружил с Валентином Сергеевичем, но кто его знает — не выдумал
ли он всю историю… Странные какие-то провалы в памяти. Но с другой стороны, вот
мои мужья, например, тоже думают, что у меня крыша не на месте, потому что я целыми
днями якобы торчу дома и ничего не делаю, а ведь моему поведению есть самое
простое объяснение. Так что я прониклась к Эрику сочувствием и даже
состраданием. Кстати, эти качества тоже раньше не входили в список моих
достоинств.
Раз уж я дала обещание побыть с Эриком в его квартире, назад
ходу не было. Перекрестившись в душе, я вошла в гостиную.
Комната произвела на меня приятное впечатление. Хотя она
была достаточно стандартно, точнее «евростандартно» обставлена и отделана, но
во всем чувствовался хороший вкус — светло-бежевые стены перекликались с
золотисто-коричневыми шторами и обивкой мебели, с мягким коричневым ковром.
Но лицо этой квартире придавали великолепные фотографии,
которыми были увешаны стены — фотографии животных, особенно собак. Я увлеклась
разглядыванием этих мастерски сделанных снимков и на какое-то время забыла, для
чего вообще пришла.
Оглянувшись на Эрика, чтобы спросить, — он ли автор
этих снимков, я испугалась.
Эрик стоял посреди комнаты с видом манекена. Лицо его было
удивительно бледно и не выражало абсолютно ничего. С живым человеком так не
бывает — его лицо всегда выразительно, на нем отражается целый ряд чувств и
ощущений, переходящих одно в другое, непрерывно меняющихся.
Лицо Эрика можно было сравнить только с маской. Он стоял совершенно
неподвижно в течение, вероятно, минуты или двух, а затем пришел в движение не
как нормальный живой человек, а как заводная кукла. Он подошел к письменному
столу, сел в кресло, включил компьютер. Я тихонько подкралась к нему сзади и
стала наблюдать через плечо.
У меня было странное чувство — быть может, Эрик просто меня
разыгрывает? Трудно поверить, что человек может работать за компьютером в
бессознательном состоянии, однако его лицо было таким же неживым и лишенным
выражениями, движения механическими, как у робота. — Я человек,
равнодушный к техническому прогрессу. Нет, разумеется, мне нравятся
электрический чайник, кофеварка и стиральная машина «Сименс», я считаю, что они
очень облегчают жизнь. Но стремления все время переделывать свою жизнь по-новому,
я не испытываю. Например, я не могу понять, как можно ночами проводить время,
гуляя по Интернету. Мне возражают, что интернет дает возможность общаться
практически с любым человеком земного шара. Но я совершенно не хочу общаться с
любым. Что я ему скажу? Привет, меня зовут так-то?
И это называется общение… Но, разумеется, это мое личное
мнение, я никому его не навязываю. Так что компьютер я использую как пишущую
машинку, чем очень был недоволен в свое время мой третий муж Олег.
Он утверждал, что я уподобляюсь пещерной женщине, которая
толчет корешки точными инструментами, похищенными ее мужем с корабля
инопланетян, вместо того чтобы использовать эти инструменты по назначению.
На что я отвечала, что пещерной женщине нужно толочь
корешки, остальное ее не интересует. Так и мне, нужно печатать переводы, а
остальные возможности компьютера меня мало трогают.
Так что в случае с Эриком я могла только определить, что он
запустил бухгалтерскую программу. Он сформировал на экране какой-то документ и
направил его на печать.
Склонившись на ним, я прочла: «Платежное требование». Эрик
взял лист, положил его в пепельницу, щелкнул зажигалкой. Когда листок догорел,
он встал и с пепельницей в руке пошел на кухню. Движения его были такими же
механическими. Он открыл кран, смыл пепел в раковину и отнес пепельницу обратно
на письменный стол. Поставив ее на место, Эрик откинулся в кресле и закрыл
глаза.
Я тихонько переступила с ноги на йогу, потому что раньше
боялась даже пошевелиться, потом на цыпочках отошла от письменного стола и
присела на диван. Минут через десять лицо Эрика порозовело, он потянулся и
открыл глаза. В первый момент глаза его были затуманены пеленой, и он улыбнулся
мне по-хорошему, как близкий друг или даже не друг, а больше… И только я
захотела улыбнуться ему в ответ, потому что невозможно было не ответить на его
улыбку, как Эрик, очевидно, окончательно пришел в себя и посмотрел на меня
строго.
— Что со мной было? Я спал или был в обмороке?
— Вы что — действительно ничего не помните? —
теперь уже я смотрела на него строго и с некоторым недоверием.
Все же у меня в голове до конца не укладывалось, что человек
может ходить, действовать, даже работать за компьютером — и при этом не
сознавать своих действий и не помнить о них через полчаса.
— Совершенно ничего не помню, — растерянно
проговорил Эрик.
Я подробно рассказала, что он делал и как себя вел. Услышав,
что он напечатал на компьютере платежное поручение, Эрик нахмурился.
— Совершенно не понимаю, как такое возможно? Может, я
бессознательно повторяю те действия, что делаю иногда в течение дня? Но обычно
платежки печатаю не, я, а бухгалтер… Особенно странно то, что я потом сжег
лист… А вы не запомнили, что там было, в этой платежке?