Эта туристская группа…
Странной она была, вот что.
Орест Галай пришел сюда, на приток Черемоша, ранним утром начала сентября наловить форели, которая – нет худа без добра – последнее время опять завелась в карпатских речках.
И он даже не успел еще дойти до места, как заметил этих туристов.
Туристы были пока довольно далеко, но они спускались по полонине сюда, к нему, и с каждым их шагом Орест мог их разглядеть все лучше.
Вначале он хотел уйти, потом остался понаблюдать за этой, показавшейся ему какой-то странной группой, а потом уже уйти не получилось.
Какая-то неведомая сила сковала ему ноги, и Орест просто физически не мог сдвинуться с места, как будто он вдруг прирос к родной земле здесь, за высокой смерекой
[2]
. Страха, однако, почему-то не было совсем. Было интересно и как-то… необычно, что ли. Так, словно он, Орест Галай, неожиданно сбросил годков эдак пятьдесят и стоит тут теперь в ожидании великих приключений.
– За нами наблюдают, – тихо сообщил Илувар, когда они под предводительством Нуриона и Леса двинулись вниз по долине.
– Вижу, – отозвался Лес. – Человек. Старик. Стоит за смерекой и смотрит на нас. Отнять у него память, Нурион?
– Не надо, – покачал головой Нурион. – Просто сделай так, чтобы он не ушел. Я хочу поговорить с ним. Потом, может быть, и запутаешь его немного.
– Иисусе Христе! – прошептал Орест и попытался поднять руку, чтобы осенить себя крестным знамением, но не смог, – рука налилась неподъемной тяжестью. – Да ведь вот этот длиннющий впереди, рядом со стариком в плаще, это… это же явно леший! Вон и кафтан справа налево запахнут, и ухмылка на лице совершенно невозможная. А сзади… так… Солдат-десантник, судя по всему, русский солдат. И русские дети – это сразу видно, а рядом с ними… Гном! Ей-ей, гном, не сойти мне с этого места (ох, а я ведь и вправду не могу с него сойти!). И еще кто-то с ними, связанный, страшный и трехглазый, совсем уже ни на кого не похожий. И вон тот, красивый и стройный, тоже явно не человек. Похож на человека. Здорово похож. Но не человек. Боже милостивый, царица небесная, откуда же тут взялась эта компания?!
– Здравствуй, брат, – промолвил старик в плаще, когда все они подошли совсем близко и остановились. – Как зовут тебя?
Неожиданно Орест Галай почувствовал себя совсем мальчишкой перед этим на вид ровесником, облаченным в серо-зеленый переливчатый плащ с капюшоном, из-под которого на него сверкнули полные неведомой власти глаза.
– Орест, – онемевшими губами промолвил старик Галай и тут почувствовал, что уже свободен, однако с места не сдвинулся и не побежал (уж кем-кем, а трусом его за всю длинную жизнь никто назвать не мог). – Орестом зовут меня. Я овчар на этой полонине. Вернее, был овчаром. А вы кто такие будете?
– Я – Нурион, – спокойно и как-то буднично сказал старик в плаще. – Получеловек-полуэльф. Родом из мест, расположенных неподалеку отсюда. А это мои спутники: царь леших по имени Лес, эльф Илувар, гном Рамсей, человек Роман, человеческие дети Гоша и Шура. Еще с нами существо из другого мира. Оно не очень доброе, и поэтому у него связаны руки.
– Добрый день, – поздоровался Орест.
– Здравствуйте, – ответили ему.
– Откуда вы? – осмелел Галай.
– Это длинная история, а времени у нас мало. Скажи нам лучше, Орест-овчар, жив ли еще Карпатский Велет?
– К-кто-о-о? – у старого гуцула отвисла челюсть.
– Карпатский Велет, – терпеливо повторил Нурион. – Ты разве не слыхал о таком?
– Слыхать-то слыхал, – неуверенно развел руками старый овчар. – Как не слыхать… В детстве еще сказки про него старики рассказывали. Теперь я их правнукам своим баю. Так то ж сказки…
– Сказки, говоришь, – ухмыльнулся Лес. – А я разве не сказка, например? Или вот гном, или эльф, или этот трехглазый?
– Какая же ты сказка! – искренне удивился Орест. – Ты – лесовик, леший. Мы, карпатские овчары, твой род хорошо знаем. А гномы, эльфы… в них тоже поверить легко, раз уж в лешего веришь. Тем более трехглазый. Он же, наверное, с другой планеты? Пришелец?
– Точно! – поразился Рамсей. – Силен старик. Можно подумать, что пришельцы с других планет по Карпатам толпами разгуливают.
– Может, и разгуливают, – пожал худыми плечами Галай и неодобрительно покосился на гнома. – В газетах разное пишут… А вот Велет Карпатский… Пусть и не сказка это, конечно, а легенда, но ведь легенда, она тоже… это… приврать любит. Может, и жил когда-то Велет в Карпатах, а может, и нет.
– В мое время, а было это тысячу лет назад, Велет в Карпатах жил, – сказал Нурион. – Я видел его и разговаривал с ним. Скажи мне, Орест, а когда по легенде кто-нибудь видел Велета последний раз?
Галай задумался.
– Последний раз, говорят, – наконец промолвил он, – его видел сам Олекса Довбуш, и это, значит, было триста с лишним лет назад. А может, и двести с лишним. Не помню я точно.
– Кто такой Олекса Довбуш? – шепотом спросила у Гошки Шура.
– М-м… как бы тебе объяснить… Это был такой закарпатский Робин Гуд. Отбирал у богатых добро и отдавал его бедным.
– Ага. Интересно. А почему я о нем ничего не слышала?
– Да я и сам о нем мало чего знаю. Мне старший брат рассказывал.
Глава XIX
КАРПАТСКИЙ ВЕЛЕТ
– Не так уж и давно, – усмехнулся Нурион. – Триста лет – не срок. А где, в каких местах?
– Да кто ж его знает? – развел руками Орест. – У нас ведь всякий камень Довбуша помнит. Тут и Черемош неподалеку течет, в котором он коня своего поил. Может, и где-то здесь, в этих самых местах, Велет подарил Олексе двенадцать серебряных волосков.
– Что ж, проверим, – сказал Нурион. – Я не мог ошибиться. Беритесь за руки, друзья. Ты, Илувар; ты, Лес; Ты, Рамсей; и ты, Орест.
– А Орест зачем? – пробурчал гном.
– Он здесь родился, здесь вырос, это его земля. Он эту землю любит, и она его любит, а, значит, подскажет, – терпеливо разъяснил Нурион.
Они взялись за руки, образовав круг.
Гошка, Шурка и Роман Береза чуть поодаль почтительно наблюдали за происходящим.
Злыдень, видимо, совершенно измученный последними событиями, опустился на землю.
– А… что делать-то? – испуганным шепотом спросил Орест, ощущая, как в его старое уставшее тело свежей струей вливается какая-то новая сила.
– Закрой глаза и мысленно зови Велета, – едва разжимая губы, проговорил Нурион. – Все. Начинаем.
В полнейшем молчании проходили минуты.
Какая-то нездешняя тишина накрыла долину. Даже неугомонные птицы приумолкли; даже ветерок притих. Застыли горы, замерла трава, и казалось, листва на деревьях, уже тронутая кое-где первыми рыжими пятнами подступающей осени, прервала свой извечный шепот.