— Я убью его, если перестану быть очень осторожной. То, чего
я боюсь. И тогда я смогу забыть об этих деньгах. Я смогу все и обо всем забыть.
— Чепуха, — возразила она, а спицы так и звякали в ее руках.
— Мужья умирают каждый день, Долорес. Что ж, один из них умирает, возможно,
именно в эту секунду, пока мы сидим здесь и болтаем. Они умирают и оставляют
женам свои деньги. — Она закончила ряд и посмотрела на меня, но я все еще не
могла понять выражение ее глаз из-за теней, оставляемых струйками дождя. Они
извивались по ее лицу, напоминая змей. — Кому как не мне знать это, ведь так? —
произнесла она. — В конце концов, посмотри, что произошло со мной.
Я не могла произнести ни слова. Язык у меня присох к небу,
как муха к липкой ленте.
— Несчастный случай, — четким, учительским голосом
произнесла она, — иногда лучший друг несчастной женщины.
— Что вы имеете в виду? — спросила я. Это был только шепот,
но я удивляюсь, как вообще смогла выдавить из себя хоть что-то.
— Все что угодно, — ответила она. А потом Вера ухмыльнулась.
Честно говоря, Энди, от этой ухмылки кровь застыла у меня в жилах. — Ты должна
помнить одно — то, что твое — его, а что его — то твое. Если с ним произойдет
несчастный случай, то деньги, лежащие в банке на его имя, станут твоими. Это
закон нашей великой страны.
Ее глаза вперились в мои, на какую-то секунду тени исчезли,
и я могла четко читать по ним. То, что я увидела в них, заставило меня быстро
отвести взгляд. Снаружи Вера была холодна, как лед, но внутри нее температура,
похоже, была намного выше; там было так же жарко, как в эпицентре лесного
пожара, должна я вам сказать. Так горячо, что в эти глаза невозможно было смотреть
дольше секунды, это уж точно.
— Закон — это великая вещь, Долорес, — произнесла Вера. — И
если с плохим мужчиной случается плохой несчастный случай, иногда это может
оказаться как нельзя кстати.
— Вы говорите… — начала было я. Я уже немного овладела своим
голосом, но это был лишь негромкий шепот.
— Я ничего не говорю, — сказала она. В те дни, когда Вера
считала, что проблема решена, она заканчивала разговор, как будто захлопывала
книгу. Она положила вязанье в корзинку и встала. — Однако я скажу тебе, что эта
кровать никогда не будет заправлена, пока ты сидишь на ней. Я спущусь вниз и
приготовлю чай. Может быть, когда ты управишься здесь, то спустишься вниз и
попробуешь кусочек яблочного пирога, который я привезла с материка. А если тебе
повезет, то, возможно, я угощу тебя еще и ванильным мороженым.
— Хорошо, — ответила я. Мой ум был в смятении, но сейчас я
была уверена только в одном: кусочек пирога из Джонспорта был необходим мне,
как глоток воздуха. Впервые за четыре недели я действительно ощутила голод —
исповедь сделала свое дело. Дойдя до двери, Вера обернулась ко мне:
— Мне не жаль тебя, Долорес, — сказала она. — Ты не говорила
мне, что выходила замуж уже беременной, да это было и не нужно; даже такая
тупица в арифметике, как я, может подсчитать и сопоставить. Ты была уже на
третьем месяце?
— Шесть недель, — ответила я. Я снова перешла на шепот. —
Селена родилась раньше времени.
Вера кивнула:
— И что же делает обыкновенная сельская девчонка, когда
обнаруживает, что булочка уже замешана? Самое очевидное, конечно… но те, кто
женится в спешке, частенько раскаиваются позднее, тебе-то уж это известно.
Плохо, что твоя благословенная матушка не научила тебя уму-разуму и не научила
пользоваться головой, чтобы спасти свои ноги. Но вот что я скажу тебе, Долорес:
ты можешь выплакать хоть все глаза, прикрывшись фартуком, но это не спасет
девственность твоей дочери, если этот старый вонючий козел решит
воспользоваться случаем, или деньги твоих детей, если он решит потратить их. Но
иногда с мужчинами, особенно пьющими, действительно происходят несчастные
случаи. Они падают с лестницы, они засыпают в ванной, они замерзают на улице, а
иногда они врезаются на машине в деревья, когда спешат домой от своей
любовницы, проживающей в Арлингтоне.
Затем Вера вышла, плотно прикрыв за собой дверь. А я стала
застилать кровать, размышляя над сказанным ею… о том, что когда с плохим
мужчиной происходит несчастный случай, то это вполне может обернуться к лучшему
для других. Я начинала понимать очевидные вещи — я поняла бы это намного
раньше, если бы мой ум не блуждал вокруг да около, ослепленный паникой, как
воробей, мечущийся по комнате в поисках выхода.
К тому времени, когда мы полакомились яблочным пирогом и
Вера отправилась наверх вздремнуть, я уже четко знала, что делать. Я хотела
отделаться от Джо, получить обратно деньги моих детей, но больше всего мне
хотелось заставить его заплатить за все причиненные нам страдания… особенно за
страдания Селены. Если с этим сукиным сыном произойдет несчастный случай —
правильный несчастный случай, — то так это все и будет. Деньги, которые я не
могу получить, пока он жив, вернутся ко мне, когда он умрет. Конечно, он мог бы
потратить все деньги или вычеркнуть меня из своего завещания, но он не сделает
этого. Не то что у него не хватило бы мозгов на это — то, как он добыл деньги, доказывало,
что Джо достаточно хитер, — просто именно так работали у него мозги. В глубине
души Джо Сент-Джордж считал, что он никогда не умрет. И он не думал, что все
вернется ко мне, как к его жене.
Когда я уходила из дома Веры Донован, дождь уже прекратился,
и я медленно брела по грязи. Не пройдя и половины пути, я стала думать о старом
колодце, выкопанном за дровяным сараем.
Когда я вернулась домой, там никого не было — мальчики
где-то играли, а Селена сообщала в записке, что она пошла к миссис Деверо
помогать стирать… у той накопилось много белья из Харборсайд-отеля. Я не имела
ни малейшего представления, где находится Джо, да меня это и не волновало.
Важным было то, что он уехал на грузовике, так что шум мотора заблаговременно
предупредит меня о его возвращении.
С минуту я разглядывала записку Селены. Забавно, какие
мелочи иногда влияют на наши решения — подталкивая нас от простой мысли к
реальному воплощению задуманного. Даже сейчас я не вполне уверена,
действительно ли я собиралась убить Джо в тот вечер, когда вернулась домой от
Веры Донован. Я действительно собиралась осмотреть колодец, но это могло быть
всего-навсего игрой, подобно тому, как дети играют в представлялки. Если бы
Селена не написала тогда эту записку, возможно, я никогда бы не сделала этого…
но чем бы мне ни грозило это, Энди, Селена никогда не должна была ничего
узнать.
В записке было написано следующее: «Мамочка, я пошла к
миссис Деверо вместе с Синди Бэблок помочь стирать белье из отеля — в эти
выходные у них было больше посетителей, чем ожидалось, а ты ведь знаешь, что у
миссис Деверо обострение артрита. Я вернусь и помогу приготовить ужин. Люблю и
целую, Сел».