Богиня прайм-тайма - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Устинова cтр.№ 45

– Кстати, Храброва сегодня выглядела хорошо, – сказал Зданович примирительно.

Бахрушин подачу принял, но сыграл сразу на вылет.

– Первый раз за все время! Два месяца не могли снять как следует. Беляев приехал – и пожалуйста, сняли! Кстати, Ники, это твои проблемы. Это твоя команда, и раз они без тебя не могут работать, значит, ты плохой начальник.

– Логично, – согласился тот. – Только из Афгана контролировать подчиненных я не могу.

Бахрушин повернулся и посмотрел ему в глаза.

Ники был последним, что осталось от Ольги, если так можно сказать.

У них двоих в Афганистане были общая трудная работа, общие опасности и проблемы. Бахрушин тут совсем ни при чем. Ники был с ней рядом, а Бахрушин – за тысячи километров. Они вместе мокли, мерзли, боялись бомбежек, получали разрешения на съемки, искали на рынке еду, радовались пришедшей с оказией банке с кофе, монтировали сюжеты, ездили верхом и мечтали поскорее вернуться.

У Ники и его жены было общее прошлое – такое, которое или уж соединяет навсегда, или растаскивает в разные стороны, тоже навсегда.

Бахрушин ничего не мог с этим поделать.

– Дело не во мне, – Беляев неторопливо поднялся.

Стоять ему было неудобно, потому что он очень большой, а места мало, поэтому, двинув стул, он пристроил на сиденье одно колено. Вечно он нарушал протокол, не соблюдал этикет, молчал, где нужно говорить, и выступал, когда лучше было бы промолчать. И все ему прощалось, и никогда его выступления не выглядели неуместными, а молчание вызывающим.

Как это у него получалось – загадка.

– Дело не во мне, а в том, что тут все развели… детский сад! В игрушки играете. Про программу забыли.

Зданович моментально сделал ироническое лицо и поднял брови домиком.

– Что это значит, Ники?

– Да то и значит! Никто не понимает, что ли? Пришла новая ведущая, и все давай в бутылку лезть! И так, и эдак! И снимаем, как на тамбовском областном слете ударников, и подводки пишем, как на первом курсе института культуры, отделение циркового искусства!..

Все засмеялись чуть-чуть, пришли в движение и вновь затихли в изумлении – никто и никогда не позволял себе говорить вслух что-то подобное. Конечно, все об этом знали, но вот так, на собрании, при всем честном народе, сор из избы?!..

Ну дает, Беляев, ну совсем голову потерял на своей войне!

– Ники, – сказал Зданович. – Прекрати.

– Да ладно тебе, Кость! Есть сто тридцать три способа угробить ведущего. Грим, свет, съемка и текст – это только первые четыре!

Опять поднялся шум, на этот раз несколько угрожающий, хотя все еще как будто растерянный. Оттого Т что Беляев был во всем прав, команда чувствовала себя неловко.

Никто не желал признавать, что он прав!

Бахрушин молча курил.

Ники повысил голос:

– Да ладно! Я же не по радио выступаю на всю страну! А здесь все свои! Я сегодня в приемной у… Алексея Владимировича три выпуска посмотрел – вчерашний с… Алиной, – он чуть-чуть запнулся на ее имени, – и два сегодняшних с какими-то хлопцами и дивчинами, дневные. Так дневные лучше наших! Это я вам точно говорю, потому что у меня глаз не замыленный!

– Беляев, ты бы в творчество не лез! Ты стоишь за своей камерой, и стой себе!

– Да я, блин, не за камерой стою, я дело делаю, общее для всех!

– Почему вы считаете, Никита, что можете всех тут безнаказанно оскорблять?!

– Да что он понимает-то?!

– …режиссерское решение как раз и требует…

– …а грим у нас всегда нормальный…

– А хотите, я вам скажу, почему у дневных бригад выпуски лучше?! – перекрывая шум, почти заорал Ники. – Хотите?! Потому что они своих ведущих поддерживают! А мы гробим!

Произошла немая сцена.

На комнату “Новостей” словно опрокинули корыто с ледяной водой – все моментально смолкли, как подавились, вытаращили глаза, а некоторые, вроде пожилой редакторши Тамары Степановны, даже стали хватать ртом воздух.

Сразу стало слышно, как гудят еще не выключенные компьютеры, а за стеной с визгом отматывается кассета – в-з-з, в-з-з-з…

– Ты чокнулся, что ли, Беляев? – среди всеобщей тишины спросил Зданович.

– Я не чокнулся, – ответил Ники совершенно спокойно.

За изумление, написанное на лице у Алины Храбровой, суперзвезды и блестящей телевизионной ведущей, он, пожалуй, готов был бы стерпеть не только неудовольствие главного сменного, но и что-нибудь похуже.

– Я вчера вернулся, – вдруг объявил Ники. – Точнее… – он полез в карман, вытащил телефон и посмотрел в окошечке время. Он никогда не носил часов. – Точнее, вернулся я сегодня. Я все пропустил, ребята!

Все ваши междоусобные войны. Я даже приход Алины пропустил. И у меня к вам деловое предложение.

Бахрушин усмехнулся, но так ничего и не сказал.

Деловые предложения Ники были ему хорошо известны.

– Значит, так. Предлагаю всем немедленно зарыть топор войны и некоторое время делать программу как надо. Чтобы рейтинги вернулись и никого не вынесли с поля боя в белых тапочках. Ну, а потом, когда вершина славы, черт ее побери, будет уже видна, каждый для себя решит сам – продолжать или остановиться на достигнутом. Ну что? По-моему, все логично.

Он говорит это вовсе не всем, вдруг поняла Алина.

Он говорит это только одному человеку. Тому самому, который пишет мне записки и оставляет их в верстке перед самым эфиром.

Тому самому, который сегодня из-за студийных камер или из-за стекла аппаратной пристально следил за мной, выискивал на моем лице что-то, понятное только ему одному. Который ждет, что я сорвусь в истерику и депрессию.

Которому зачем-то нужно лишить меня самообладания и сил.

Только ему одному.

И еще ей показалось, что Ники говорит так специально – чтобы тот человек понял, что он теперь тоже знает. Что она теперь не одна.

Возможно, она все усложняла по своей женской и телевизионной привычке, возможно, Ники Беляев вовсе не придумывал ничего такого сложного и не собирался с места в карьер ее защищать, но… ей хотелось, чтобы он ее защищал.

Кроме того, теперь она и вправду была не одна.

После того как она рассказала Бахрушину, ничего не изменилось.

Ники как будто все взял на себя, хотя ничего такого не сделал и не мог сделать за пятнадцать минут до эфира, да еще увидев ее впервые в жизни… вылезающей из-под стола!