Я не согласен с теми опасениями, что большое материальное поощрение молодого писателя обязательно должно повести к зазнайству, к спаду его творческих сил… Человек со здоровыми нравственными устоями не зазнается ни смолоду, ни под старость, как бы он ни был славен и знаменит. А человек с душевной гнильцой зазнается тогда, когда у него, по сути дела, еще материнское молоко на губах не обсохло…
Бывает в жизни и так… Начинающий писатель написал посредственное произведение, получил за плод своего, допустим, трехлетнего труда слабенький гонорар, книга второй раз не переиздается, а материальной возможности потрудиться над исправлением недостатков этой книги, не говоря уже о создании новой, у него нет никакой, потому что после расплаты со старыми долгами у него остается в кармане ровно столько, чтобы с него не падали штаны. Он уходит из литературы и, возможно, никогда в нее не вернется.
А я хочу у вас спросить: кто из больших писателей начинал с гениальных произведений? Как правило, их первые произведения всегда были посредственными.
Как хотите, но я за то, чтобы нас, маститых, и в частности маститых драматургов, пожать с гонораром в пользу молодых.
В них наша надежда на будущее, в них залог вечного нестарения литературы.
1954
Выступление на Третьем съезде писателей Украины
*
Родные братья — писатели Украины, дорогие товарищи — гости съезда! С чувством глубокого душевного волнения я, как гость, приветствую вас в древней родной столице Украины, в стенах Верховного Совета Украинской Советской Социалистической Республики и благодарю вас за приглашение присутствовать на съезде.
Это чувство волнения, естественно, усиливается у меня еще и потому, что моя мать — украинка Черниговской области — с детства привила мне любовь к украинскому народу, к украинскому искусству, к украинской песне — одной из самых звучных в мире.
Будучи гостем на вашем съезде, я не стану отнимать ваше время и не хочу останавливаться на вопросах литературы, так как достоинства и недостатки в работе украинских писателей, проделанной ими в течение двадцати лет со дня первого съезда, в полной мере освещены, как мне думается, и в докладе Миколы Бажана, и в содокладах, и в прениях, да к тому же произведения украинских писателей широко известны всюду.
Украинская проза, драматургия и поэзия получили заслуженную славу не только у нас в стране, но и далеко за ее рубежами. А что касается критики, то тут я не мастак. Меня достаточно много били и достаточно незаслуженно хвалили. Могу только с сожалением заметить, что работы некоторых украинских критиков грешат теми же пороками, что и работы русских критиков и критиков иных национальностей: вместо тяжелой поступи критического размышления мы видим иногда стремительный и легкий бег спринтеров. Только это происходит не на беговых дорожках, а на страницах журналов и книг. Но когда-нибудь эти бегуны должны же упыхаться и перейти на мерный шаг зрелого раздумья, к вящему удовольствию и драматургов, и поэтов, и прозаиков, да и читателей.
Я глубочайше убежден в том, что украинские мастера литературы в ближайшие годы дадут Украине, Союзу Советских Социалистических Республик и всему трудовому прогрессивному человечеству новые замечательные произведения.
От всего сердца желаю вам, дорогие друзья — украинские писатели, новых великих успехов в вашем тяжелом и прекрасном труде и от всего сердца, горячо, по-братски обнимаю вас.
1954
Речь на Втором Всесоюзном съезде советских писателей
*
Старая народная поговорка, давно родившаяся там, где бурлят стремительные горные потоки, говорит: «Только мелкие реки шумливы».
Отшумели собрания областных и краевых писательских организаций, собрания, наполненные острой полемикой, задорными речами. Республиканские съезды прошли на более сдержанном уровне, а вот наш Всесоюзный съезд, подобно огромной реке, вобравшей в себя множество больших и малых притоков, протекает прямо-таки величаво, но, на мой взгляд, в нехорошем спокойствии.
Бесстрастны лица докладчиков, академически строги доклады, тщательно отполированы выступления большинства наших писателей, и даже наиболее запальчивая в отношении полемики часть литераторов — я говорю о женщинах писательницах и поэтессах, за редким исключением, пребывает на съезде в безмолвии. То ли наши агрессивные и дорогие соратницы по перу уже выговорились на собраниях и теперь находятся в этаком творческом изнеможении, то ли копят новые силы для нового взрыва к концу съезда? Разве их поймешь, этих женщин, хоть они и писательницы по профессии? Никак не поймешь. По крайней мере я не понимаю.
Идет уже седьмой день съезда, но обстановка остается прежней. Некоторое оживление наметилось только после выступления В. Овечкина. Неужели все вопросы, которые волновали нас в течение двадцати лет, уже решены и нам остается только подбить итоги достижениям и наделанным за это время ошибкам, с тем чтобы, учтя эти ошибки и единогласно приняв новый устав, со спокойной душой взяться за перо? Едва ли это так.
Мне не хотелось бы нарушать царящего на съезде классического спокойствия, омраченного всего лишь двумя-тремя выступлениями, но все же разрешите сказать то, что я думаю о нашей литературе, и хоть коротко поговорить о том, что не может не волновать нас всех.
Здесь много говорили и о наших общих достижениях. Спору нет, достижения многонациональной советской литературы за два истекших десятилетия действительно велики, вошло в литературу немало талантливых писателей. Но при всем этом остается нашим бедствием серый поток бесцветной, посредственной литературы, который последние годы хлещет со страниц журналов и наводняет книжный рынок.
Пора преградить дорогу этому мутному потоку, общими усилиями создав против него надежную плотину, — иначе нам грозит потеря того уважения наших читателей, которое немалыми трудами серьезных литераторов завоевывалось на протяжении многих лет.
Это, конечно, ни в коем случае не относится к тем молодым силам, которые вливаются в литературу и растут от книги к книге, а к тем, уже известным, кто, потеряв уважение к своему труду и к читателю, увядают на корню и в конце концов превращаются из мастеров в ремесленников.
В самом деле, что же произошло за последние годы, если понимать под ними время, истекшее со дня окончания войны? Естественно, что в дни войны большинству писателей нечего было думать о создании крупных произведений, выношенных в тяжелых и долгих раздумьях, отточенных по языку, безупречных по стилю. Тогда слово художника было на вооружении армии и народа, и писателям некогда было придавать своим произведениям совершенную форму. Была у них одна задача: лишь бы слово их разило врага, лишь бы оно держало под локоть нашего бойца, зажигало и не давало угаснуть в сердцах советских людей жгучей ненависти к врагам и любви к родине. С этой задачей писатели, как известно, справились неплохо. Но когда наступила послевоенная пора, многие и многие писатели, взяв разбег военных лет, продолжали как бы по инерции писать наспех, неряшливо, небрежно, и это обстоятельство не замедлило резко сказаться на художественном уровне значительного числа произведений. То, что читатель прощал нам во время войны, он не мог уже простить в последующие за войной годы. А такие подлинно талантливые произведения, появившиеся в послевоенный период, как книги Фадеева, Федина, Ауэзова, Павленко, Гладкова, Леонова, Паустовского, Упита, Твардовского, Якуба Коласа, Гончара, Некрасова и некоторые другие, еще резче подчеркивали художественное убожество и недолговечность произведений-поденок, произведений, которые смело можно назвать литературными выкидышами.