Танец с драконами. Грезы и пыль - читать онлайн книгу. Автор: Джордж Мартин cтр.№ 46

Визерис рассказывал ей много разных историй. Она знала, как пал Харренхолл, знала об Огненном Поле и Пляске Драконов. Мать Эйегона Третьего пожрал на глазах у сына дракон его дяди. А сколько песен сложено о драконах, державших в страхе деревни и целые королевства, пока их не убивал какой-нибудь отважный герой! У астапорского рабовладельца глаза вытекли, когда Дрогон дохнул на него. На пути в Юнкай трое детей королевы полакомились головами Саллора Смелого и Прендаля на Гхезна, которые Даарио бросил к ее ногам. Дракон человека не боится; если он достаточно велик, чтобы слопать овцу, то может съесть и ребенка.

Девочке, Хазее, было четыре года. Не лжет ли ее отец? Кроме него, дракона никто не видел. Он предъявил кости, но это еще ничего не доказывает. Он мог сам убить девочку, сжечь ее труп — и был бы не первым отцом, который избавился от нежеланной дочери, как заметил Скахаз. Хазею могли убить Сыны Гарпии и свалить свое преступление на дракона, чтобы вызвать в народе ненависть к Дейенерис. Дени очень хотелось бы в это верить… Но почему тогда отец девочки ждал, пока не остался в тронном зале один? Хотел бы настроить миэринцев против королевы — изобличил бы ее перед всеми просителями.

Лысый советовал ей предать этого человека смерти. «Или хотя бы язык ему вырезать. Его ложь может погубить нас всех, ваше великолепие». Вместо этого Дени решила уплатить пеню за кровь. Не зная, как определить цену маленькой девочки, она постановила выдать отцу стоимость ста ягнят. «Я вернула бы тебе Хазею, будь это в моей власти, — сказала она, — но даже королева может не все. Ее косточки обретут покой в Храме Благодати, и сто свечей будут гореть день и ночь и память о ней. Приходи ко мне каждый год на ее именины, и другие твои дети ни в чем не будут нуждаться, но с условием: никому больше не рассказывать о том, что случилось».

«Так ведь люди-то спросят, — ответил безутешный отец. — Спросят, где Хазея, и что с ней сталось».

«Скажи, что ее змея укусила, — предложил Резнак, — или волк утащил, или хворь какая напала. Все что хочешь, только о драконах ни слова».

Визерион снова рванулся к Дени, скребя когтями по камню. Не добившись успеха, он заревел, запрокинул голову и плюнул в стену огнем. Скоро ли его жар сможет крушить камень и плавить железо?

Совсем еще недавно он сидел у нее на плече, обмотав хвостом руку, а она кормила его зажаренным дочерна мясом. Его заковали первым. Дени сама свела его в яму и заперла там с несколькими бычками. Наевшись досыта, он уснул — тогда на него и надели цепи.

С Рейегалем пришлось труднее — он, должно быть, слышал через все стены, как ревет и бьется в цепях его брат. Когда он пригрелся на террасе у Дени, его накрыли тяжелой железной сетью, но он и под ней так метался, что по лестнице его стаскивали целых три дня, и шестеро человек получили ожоги.

А Дрогон, крылатая тень, как назвал его отец девочки… Самый крупный, самый злой, с черной как ночь чешуей и огненными глазами…

Он улетал далеко, но тоже любил погреться на самом верху пирамиды, где раньше стояла миэринская гарпия. Трижды его пытались изловить там, и трижды терпели неудачу. От ожогов пострадали чуть ли не сорок отважных, и четверо из них умерли. В последний раз Дени видела Дрогона на закате в день третьей попытки: он улетел на север, за Скахаздан, в Дотракийское море, и больше не возвращался.

«Матерь драконов, — думала Дейенерис. — Матерь чудовищ». Что за зло привела она в мир? Трон ее сложен из горелых костей и зиждется на зыбучем песке. Как ей без драконов удержать Миэрин, не говоря уж о завоевании Вестероса? Она от крови дракона: если они чудовища, то и она тоже.

Крыса заверещала, когда он вгрызся в нее, и начала вырываться. Брюхо мягче всего. Он рвал зубами сладкое мясо, теплая кровь текла по губам. Радостные слезы выступили у него на глазах, в животе заурчало. На третьем укусе крыса перестала дергаться, и он ощутил нечто сходное с удовольствием.

Потом за дверью темницы раздались голоса, и он замер, не смея ни жевать дальше, ни выплюнуть. Слыша, как звенят ключи и шаркают сапоги, он просто оцепенел от ужаса. О нет, милостивые боги, не надо. Он так долго ловил эту крысу. Теперь ее отберут, расскажут обо всем лорду Рамси, и тот сделает ему больно.

Спрятать бы добычу, но очень уж есть хочется. Два дня как не ел, а может, и три — поди разбери здесь во тьме. Руки-ноги исхудали и сделались как тростинки, зато живот раздулся, болит и спать не дает. Закроешь глаза, и сразу вспоминается леди Хорнвуд. Лорд Рамси после свадьбы запер ее в башне и уморил голодом. Она съела свои пальцы, прежде чем умереть.

Присев на корточки в углу, он стал пережевывать мясо оставшимися зубами, стараясь поглотить как можно больше, пока дверь не открыли. Крысятина жилистая, но и жирная тоже — того и гляди стошнит. Он жевал, глотал, выбирал из десен мелкие кости. Они причиняли ему боль, но остановиться не давал голод.

Звуки становились все громче. «Только бы не ко мне!» — взмолился мысленно узник, оторвав крысиную ногу. К нему давно уж никто не ходил — мало ли других узников в подземелье. Иногда он слышал их крики даже сквозь толстые стены. Женщины кричат громче всех. Косточка от ноги, которую он выплюнул, застряла у него в бороде. «Уходите, пожалуйста. Идите себе мимо, не троньте меня».

Но сапоги топали, и ключи гремели прямо за его дверью. Он выронил крысу, вытер руки о штаны.

— Нет, нет, неееееет! — Скребя каблуками по соломе, он вжался еще дальше в угол, в сырые стены.

Нет страшней звука, когда ключ поворачивается в замке. Узник закричал, когда свет ударил ему в лицо, и зажал руками глаза. Какая боль! Он выцарапал бы их, да смелости не хватает.

— Уберите свет! Сделайте все в темноте! Прошу вас!

— Не он это, — сказал мальчишеский голос. — Посмотри на него. Мы зашли не в ту камеру.

— Как же не в ту, — ответил ему другой мальчик. — Последняя слева, она и есть.

— Правда твоя. Чего он там орет-то?

— Похоже, ему свет досаждает.

— Еще бы. — Мальчишка сплюнул. — А уж воняет от него, задохнуться впору.

— Он крыс жрет, смотри.

— Ага, — засмеялся другой. — Смехота.

А что прикажете с ними делать? Они бегают по нему, грызут пальцы на руках и ногах, порой и в лицо кусают.

— Ну да, ем, — забормотал узник, — так ведь они меня тоже едят. Не троньте!

Мальчишки подошли ближе, хрустя соломой.

— Скажи что-нибудь, — попросил тот, что поменьше. Худенький, но умный, сразу видать. — Как звать тебя, помнишь?

Узник застонал, снедаемый страхом.

— Ну? Назови свое имя.

Имя… Ему говорили, только давно — он забыл. Скажешь неверно, снова пальца лишишься или хуже того… Нет, нет, не надо об этом думать. Глаза и рот кололо, как иглами.

— Прошу вас, — прошамкал он, будто столетний старец. Может, ему и впрямь сто лет. Сколько он уже здесь сидит? — Уйдите, — бормотал он сквозь выбитые зубы и недостающие пальцы. — Заберите крысу, только меня не трогайте.