Дорогой надежды [= Дорога надежды ] - читать онлайн книгу. Автор: Анн Голон cтр.№ 40

«В Вапассу уже, наверное, готовятся к сбору ягод. Может быть, мы еще застанем последнюю чернику», — думала она.

Скрипнула калитка, кто-то вошел и направился к ней по узкой, заросшей сорной травой тропинке.

— Мадам де Пейрак!

Голос звучал жалобно и приглушенно.

Она обернулась и увидела стоявшего за ее спиной канадского «спутника» иезуита. Отблеск листвы подчеркивал смертельную бледность его почти прозрачной кожи. Он был похож на привидение.

— Вчера я не смог к вам подойти, мадам де Пейрак.

— Эммануэль! Вы Эммануэль Лабур, не так ли? Я тоже узнала вас. Мы познакомились в Квебеке. Вы присматривали за семинаристами и часто наведывались к нам, рассказывая о нашем протеже Ниле Аббиале и о Марселлине, постоянно убегавшем племяннике господина де л'Обиньера. Позднее я узнала, что вы решили два года прослужить у иезуитов в их миссии на Великих Озерах.

Он угрюмо кивнул.

— Во время нападения ирокезов на Квебек я дал себе такой обет, в случае если мне удастся спасти детей на мысе Бурь…

— Ваше желание исполнилось. И вы выполнили обещание. Догадываюсь, какой ценой.

— Увы! — прошептал он.

Ее удивила его подавленность. Вряд ли испытания, которые ему пришлось пережить, какими бы ужасными они ни были, могли до такой степени сломить этого мальчика, оставшегося в ее памяти веселым и энергичным. Будучи уроженцем этой страны, а следовательно, выносливым по своей природе, он закалился в раннем детстве: три года провел в плену у ирокезов после того, как на его глазах скальпировали всех близких.

И в Квебеке часто удивлялись, видя столько нежности, религиозности и деликатности в подростке, выросшем у дикарей. Но теперь она совсем не узнавала его. Он был другим, что-то сломило его. Ей показалось, что он пришел к ней, как приходит раненое животное, возлагая последнюю надежду на единственное живое существо, будучи уверен, что встретит в других лишь равнодушие и жестокость. Неужели гибель отца д'Оржеваля так его потрясла?

Он низко склонил голову, не решаясь заговорить, рассматривая свои руки, и она обратила внимание на его указательный палец — укороченный, обожженный, незаживающий. Обуглившаяся кость первой фаланги выступала наружу.

— Бедное дитя! Значит, вас тоже пытали?

— О, пустяки! — ответил он. — Они сунули палец в раскуренную трубку. Но это совсем не страшно. Страдания во имя Христа — благо, и я предпочел бы испытать вдесятеро больше, если бы это помогло избежать необходимости…

— Чего? — Он умолк. — Я вас понимаю, — сказала она. — Вы оказались свидетелем гибели того, кому собирались служить, и укоряете себя, быть может…

Он вздрогнул, словно от пытки, еще более мучительной, чем та, которая не смогла сломить его плоть.

— Нет! Нет! — Он с каким-то отчаянием встряхнул головой. — Ах! Мадам, наконец вздохнул он. — Если бы вы знали! Нет, я ни в чем себя не упрекаю.

Мученическая смерть — удел тех, кто несет этим несчастным варварам Слово Божье. Тут мне не о чем сожалеть. Здесь другое! О! Это выше моих сил, эта тайна душит меня.

Она увидела, до какой степени он несчастлив.

— Доверьтесь мне, — мягко обратилась она к нему. — Мы ваши соотечественники, вы это знаете, и готовы поддержать вас и прийти на помощь, если вы чувствуете себя одиноким в этой чужой и враждебной вам стране.

Он смотрел на нее остановившимся взглядом, и губы его дрожали.

— Дело в том, что… Я бы не хотел нарушать…

— Может быть, это касается нас? — спросила она, озаренная внезапной догадкой. — Понимаю! Наверное, вам стало известно о каком-то направленном против нас заговоре.

— Нет, нет, это не так… Клянусь. А впрочем, да! Какая несправедливость! Я вижу бездну мерзости и лжи, в которую низвергается все, что было когда-то моей жизнью.

— Дайте вашу руку, — попросила она. — Вы слабы, и я тоже слаба, так как недавно перенесла тяжелую болезнь. Присядем вон там, под этим деревом, и вы попробуете привести в порядок свои мысли.

Они сделали несколько шагов, высокий мальчик, такого же роста, как и она, оказавшийся более слабым, нуждающимся в ее ободрении.

— Мы похожи на двух старичков, — заметила она. Он улыбнулся, и она расценила это как свой успех. Они вновь остановились.

— Мадам, разве не по воле Бога вы находитесь сейчас в этом городе? Я вспомнил, как вы пришли к нам на помощь во время ирокезского нападения на мыс Бурь, когда многие наши добрые учителя были скальпированы и погибли, и так по-доброму утешили и ободрили меня в моем горе. Он умолк.

— И на мыс Бурь возвращались гуси…

— Ах, большие белые гуси с мыса Бурь, увижу ли я их когда-нибудь снова?

— А почему бы и нет, чего вы боитесь? Вам надо лишь восстановить силы.

Он глядел на нее, черпая уверенность в ее взгляде.

Рядом с ней Квебек казался ему ближе.

— Я не помню своей матери. Ирокезы скальпировали мою семью, когда я был еще маленьким. Вы напомнили мне мать, поэтому я и пришел к вам. Я совсем о ней не думал, кроме тех случаев, когда молил Бога даровать ей вечный покой, а тут мне почудилось, будто она шепчет на ухо: «Ступай, Эммануэль, ступай, сын мой. Сегодня ты нуждаешься в материнском совете…». И я нашел в себе силы отыскать вас в этом городе.

— И правильно поступили. Видите, мать всегда остается матерью для своего ребенка, даже когда он взрослый, а она, бедная женщина, уже на том свете.

Если мне предстоит заменить ее, я охотно это сделаю.

Она взяла за руку молодого человека, не знавшего, что такое материнская нежность, и улыбнулась ему.

— Доверьтесь мне. Ведь вы же с этим и пришли сюда, не так ли?

Он все еще колебался, снедаемый сомнениями.

— Это страшная тайна. И я не уверен, что, раскрыв ее вам, не обреку себя на вечные муки.

— Отбросьте сомнения! Рассказывайте! А там видно будет. Вы находитесь в таком состоянии, когда не можете принимать решения. Кто знает? Быть может, Богу угодно, чтобы вы сделали над собой усилие и нашли мужество превозмочь страхи.

Она машинально проговорила эту фразу, знакомая с оборотами речи, привычными для молодого семинариста. По тому, как он вздрогнул, она поняла, что нашла нужные слова и ослабила путы, в которых билась его мысль.

— Да, вы правы, — воскликнул он с внезапным воодушевлением. — Теперь мне все ясно. Таков мой долг, к которому призывает меня воля Божья, — поведать вам всю правду… какой бы горькой и оскорбительной она ни казалась. Сейчас я вам все расскажу.

Вдруг он умолк, как громом пораженный, и кровь отлила от его и без того бледных, почти прозрачных щек. И в тот же миг она почувствовала чье-то присутствие и невольно вздрогнула, увидев в двух шагах от себя иезуита, почти вплотную приблизившегося к ним. Видимо, и он научился у индейцев бесшумной ходьбе. Казалось, он возник прямо из-под земли. Он слегка поклонился. Несмотря на эту дань вежливости, весь его облик источал мрачную ярость, сдержанную, сосредоточившуюся на его изнуренном лице. В суровом и требовательном взгляде, брошенном им на молодого человека, Анжелика прочла призыв к молчанию.