Имею право сходить налево - читать онлайн книгу. Автор: Григорий Славин cтр.№ 4

Делать нечего, нужно продолжать этот путь. Войдя в гостиную и найдя ее пустой, я обнаружил приоткрытую дверь в смежную комнату. И мне послышалось – или это на самом деле мне только послышалось, – скрипнул матрас и прошелестело одеяло.

Как-то сразу мелькнула мысль, что день рождения брата – это что-то вроде моих виниловых дисков Рея Чарльза. Старею, не проклюнул с первого раза.

Я коснулся двери пальцем. Она шевельнулась, и тут же послышался глубокий вздох.

«Иди сюда…»

Примерно один к одному, что и это мне показалось.

Наполняя себя фантазиями, скабрезными, но желанными, я решил последовать этому зову, пусть он даже мне померещился.

Главное, не врезаться ногами в кровать и не упасть на зеленоглазую, чтобы не сломать романтический настрой вечера и все остальное. Шажками японской гейши добравшись до постели, я почувствовал на своем животе горячую руку. Не останавливаясь, ловкие пальцы моей зеленоокой спутницы из подземки одним движением расстегнули молнию и проникли внутрь.

– Да…

Я бы ушам не поверил, если бы она сообщила, что нет.

Пиджак слетел с меня, как фантик с конфеты детдомовца. Путаясь в штанинах, я валился на кровать. Где-то я слышал или читал, что мозг свой мы используем всего на десять процентов. Не знаю, не знаю… Все зависит от обстановки, наверное. Сейчас частое и доменное дыхание зеленоглазой открывало неизвестные мне ранее способности. Одним движением левой руки снять брюки и оба носка, это, знаете ли… Можете попробовать.

И едва я успел освободиться от шелка, хлопка и шерсти, как меня жадно приняло горячее, упругое женское тело…

Я плохо помню последствия этого. Поскольку каждый новый курбет зажигал в моей и без того сияющей душе все более яркий свет, хронология происходящего утрачивалась по минованию надобности. И я бы с удовольствием поставил нотабене на особенно примечательных моментах этого столкновения планет, да только ничего не помню. Ну, бывает так… Когда очень хорошо или когда очень плохо.

Сначала мне было хорошо. От упругости выпуклостей и бездонности впадин желанного тела меня трясло, и плюнь на меня кто в тот момент, раздалось бы шипение. Но с течением времени ситуация стала меняться. Мне было то хорошо, то плохо. Я вертелся как в центрифуге, от чего меня тошнило и икало, потом я оказался в роли коня амазонки… через минуту уже и сам скакал куда-то, подобно булгаковскому герою за тем лишь исключением, что не было не только лунной дороги, но и даже огонька в конце пути… А возраст, знаете ли, уже не тот, чтобы под седлом ходить.

И вот наконец, когда я уже почти готов был взорваться тостом от такого неожиданно-приятного празднования дня рождения, зеленоглазая уронила меня на спину и снова оседлала.

Неземное удовольствие после этого маневра длилось всего несколько секунд. Дальнейшее потрясло настолько, что меня едва не подкосила эректильная дисфункция. Зеленоокая, набрав в грудь воздуха, запела.

Я бы и здесь хотел сказать, что, мол, так иногда бывает… Прилив чувств… эйфория, грогги… Но, мама дорогая, я не могу припомнить, как ни тужусь, чтобы на мне пели.

И не просто пели, а…

Я обожаю «Травиату» с Нетребко. Заядлый театрал, я могу в мгновение ока отличить фальшь от маститого голоска. Раз в месяц меня одолевает тоска по высокому и чистому, и тогда я рвусь в Большой, чтобы слушать, слушать. Слушать…

А тут нате. Не нужно никуда рваться. А главное, никаких очередей за билетом. Ты уже у самой кассы. Не, на Нетребко я билет сегодня купил за банку пепси, но меня тем не менее не обманули. Это было не душевое пение. Надо мной лилось восхитительное сопрано. Что-то напоминающее Кирстен Флагстад в расцвете сил.

Нет, я не против вокала. Просто не привык слушать арии из оркестровой ямы.

Качаясь и роняя мне на лицо влажные волосы, зеленоглазая пела и качалась, качалась и пела, а я, признаться, не мог набраться смелости, чтобы встать и уйти из зала. Человек поет для тебя, надрывается, ну, может, не столько для тебя, сколько для себя, но ведь и ты слушаешь. И вдруг ты встаешь и уходишь. Это как если освистать. Вот взять сейчас и, находясь в ней и под ней одновременно, освистать. Это то же самое будет.

С другой стороны, все хорошее со мной уже давно случилось. Приблизительно за мгновение до того, как Альфред стал искать ссоры с бароном, а Виолетта в тревоге за жизнь возлюбленного пыталась предотвратить дуэль, все и произошло. Со мной было кончено, но зеленоглазая решила, видимо, испить эту чашу до дна в одиночестве. И около десяти минут я слушал, как силы оставляют Виолетту, как радость ее сменяется бурным отчаянием – ведь мать ее, сука, – она не хочет умирать, когда счастье так близко! В последнем порыве Виолетта – я помню – должна была броситься к Альфреду, умереть на его руках и там закончить свой страшный путь…

Она так и сделала. Никакой отсебятины.

Упала и закончила.

Или на самом деле умерла? Я не сразу понял. На всякий случай осторожно взялся за ее запястье. Маленькие чертики в ее руке тут же забарабанили по подушечкам моих пальцев. Пульс под двести – как у биатлонистки на стрельбище. Слава богу! Когда умирают у тебя на руках, это одно. А когда на… Это, как правило, требует дополнительных объяснений у представителей власти, поскольку из списка ответов на их вопросы выпадает ответ главный: «Как вы обнаружили труп?» Если еще учесть, что в девяти из десяти текстах их протоколов встречается «тупой и тяжелый предмет», то позиции мои, окажись зеленоглазая бездыханна, были бы как никогда уязвимы.

Ошеломленный и почти сошедший с ума, я выбрался из-под бездыханного тела певицы.

– Там… в холодильнике, – услышал я, – возьми чего-нибудь… поешь…

Я остолбенел. «Возьми на тумбочке двести баксов» прозвучало бы куда романтичнее.

Ни хрена себе, сходил на день рождения брата.

И зачем я, спрашивается, знакомился с биографиями французских поэтов Вио и Малерба? Зачем учил Рембо? Когда мне это теперь еще пригодится?

Пресвятая богородица, да за этот рекламный ролик совет директоров «Пепси-кола» должен мне, по идее, вручить чек, чтобы я сам вписал в него сумму! «Хочешь вечером узнать, куда заводят мечты? Выпей утром баночку пепси!»

С клубком одежды в руках, измочаленный и пустой настолько, что гудел изнутри, я выбрался из спальни. Из темноты в темноту. Одевался я долго. Все тело мое ныло и требовало ванны и анальгина. Проскакать сотню верст под поющей примой – это, я вам скажу, требует долгих лет тренировок. А у меня в резерве всего два года велоспорта в начале далеких восьмидесятых…

В прихожей я откупорил шампанское.

За здоровье ее брата, дай бог ему здоровья, пендосу проклятому…

Пинком открыл дверь, которая здесь, похоже, вообще никогда не запиралась, и вывалился на лестничную площадку. Залив в себя треть и бурля как паровой котел, стал неуверенным шагом спускаться по лестнице. Слава богу, третий этаж.