Нельсун, конечно, прав. Но и Луиса можно было понять.
Зико позвонил строго в назначенное время. Луис предложил два миллиона двести тысяч. Бледный как смерть Луис твердо настаивал на своем. Беседа была короткой.
— Он хочет пять миллионов. И обещает убить ее завтра к ночи, если не получит денег. Почему-то я ему верю. Он перезвонит через два часа.
Нельсун был явно озадачен.
— Слишком быстро он сбрасывает цену, — покачал он головой. — Я никогда еще не видел, чтобы требуемая цена снижалась вот так, одним прыжком. Похоже, ему срочно нужны эти деньги.
— Он же сказал, что его разыскивает полиция, — проворчал Луис.
— Вряд ли это его так уж заботит. Любой похититель знает, что полиция всегда бросается по его следу.
Теперь мы оба, не отрываясь, смотрели на Нельсуна, который выглядел еще более озабоченным.
— В чем дело? — спросил я.
Он вздохнул.
— Надо снова потребовать доказательства того, что Изабель жива.
Луис взорвался.
— Ты же слышал, что он сказал! Он больше не пойдет ни на какие игры! У нас у всех нет времени!
Мне стало дурно. Я понял, что имел в виду Нельсун. Луис вопросительно посмотрел на мое лицо.
— Что с тобой?
Я молчал. Язык словно прилип к гортани.
— В чем дело? — Он повысил голос.
— Нельсун думает, что уже поздно, — сказал я еле слышно. — Поэтому бандиты торопятся получить выкуп.
— Нет! — Луис почти кричал. — С чего вы это взяли? Этого не может быть!
Нельсун поднял руки.
— Возможно, ты прав. Надеюсь, что ты прав. Но нам следует в этом убедиться.
— А между делом я, как тебе хотелось бы, подниму свою цену на еще чуть-чуть?
Нельсун кивнул.
— Так вот, я этого не сделаю! Я приму их требование, соглашусь на все пять миллионов — а завтра к вечеру Изабель будет дома!
Я взглянул на Нельсуна, который не сводил с Луиса глаз. Он вздохнул и пожал плечами.
— Я всего лишь консильеро.
— Луис? — я заколебался. Он, нахмурившись, повернулся в мою сторону. — Я знаю, что ты можешь заплатить пять миллионов и готов это сделать. Прекрасно. И я очень хочу, чтобы Изабель вернулась целая и невредимая и как можно раньше. Но Нельсун прав: мы должны убедиться, что она жива. Почему бы тебе не согласиться на пять миллионов — но при условии, что они предоставят доказательства того, что с ней все в порядке? Если она у них, а они знают, что получат требуемые деньги, что может помешать им это сделать?
Я повернулся к Нельсуну, ища поддержки. Он кивнул.
— Хорошо, — согласился Луис. — Но вопрос придумывай сам.
Вопрос был таким: в каком городе жил Дейв? Проблема была в том, что Луис так и не успел его задать.
Когда Луис потребовал доказательства, что его дочь жива, Зико взбеленился и наотрез отказался.
Луис положил трубку. Его застывшее лицо напоминало маску.
— Ты понимаешь, что это значит? — негромко спросил Нельсун. — Ее, может, уже нет.
Луис стоял, глядя на нас, — высокий, мрачный и высохший. Последние дни и особенно последние несколько минут превратили его в старика.
— Я поднимусь в ее комнату, — пробормотал он.
Я почти бежал по тропинке, а тропические заросли обступали меня со всех сторон. Я ничего не видел перед собой, только землю под ногами. У меня перед глазами стояла Изабель.
Противоречивые чувства обуревали меня. Ведь мы почти не были знакомы, но мне казалось, что я знаю ее лучше, чем кого бы то ни было в этом мире. Я снова и снова прокручивал в памяти наши разговоры, особенно ночные, когда говорилось одновременно обо всем и ни о чем. Передо мной возникали какие-то обрывки образа: огромные глаза, робкая улыбка, черные волосы. Я вспомнил, как впервые увидел ее в трейдинговом зале Dekker Ward, такая гибкая, соблазнительная, манящая.
Я выбежал из леса на небольшое пастбище. За моей спиной открывался изумительный вид, но я не обернулся.
Я был зол, страшно зол. На себя за то, что оставил ее; на Нельсуна за то, что он вовремя не остановил полицию и спугнул бандитов; на Луиса за то, что он не взял все под свой контроль. Но больше всего — и в этом я даже самому себе не хотел признаваться — я был зол на Изабель. Ведь она знала, что представляет собой лакомую поживу, так почему не вела себя осторожнее? Почему позволила себя похитить и убить — именно сейчас, когда она стала так много для меня значить?
Штука была в том, что я до сих пор не знал, что она для меня значит. Я запутался. Наши отношения только-только начались. А как было бы дальше? Что из всего этого могло бы получиться? В голове словно включилась ускоренная перемотка вперед — картинки нашей будущей жизни. Как бы она чувствовала себя в моей крошечной квартирке на Примроуз-Хилл? Трудно представить Изабель в такой обстановке.
Все это начало казаться мне абсурдным. Скорее всего, из наших отношений ничего бы не вышло. Из-за Зико и его прихвостней я никогда не узнаю, как оно могло бы быть.
С этим смириться я не мог.
Действительно ли ее убили? Нельсун полагал, что да. Луис верил, что она жива. От Зико мы так ничего и не добились.
Логика подсказывала, что прав Нельсун. У него был опыт в подобных делах. Но пока не будет доказательств, я не поверю в ее смерть. Здесь я на стороне Луиса. Я должен надеяться и молиться, чтобы она была жива, — пусть и вопреки логике.
Последние несколько дней были ужасны. Луис превратился в ходячий призрак. Корделия попала в больницу, врачи беспокоились, как стресс может отразиться на ее беременности. Нельсун Зарур порывался отказаться от гонорара, но Луис тут проявил твердость.
Я позвонил Рикарду и сказал ему, что не исключен самый страшный исход событий. Голос в трубке звучал глухо и безжизненно. Я сказал, что скоро возвращаюсь в Лондон. Он отделался какой-то короткой фразой и повесил трубку. Изабель была права: она действительно что-то для него значила.
— А знаешь, ведь она жива.
Уже наступил вечер. За стеклом больших двустворчатых окон последние лучи солнца скрывались за вершиной горы, закрывавшей вход в долину. Перед нами пылал камин. Мы сидели каждый со своим «Баллантайнз», хмуро смотрели на огонь и молчали.
Я кивнул.
— Знаю.
— Мы должны в это верить, что бы ни говорили Нельсун или Зико.
— Да.
Снова молчание.
Луис пошевелился.
— Какой она была? На работе?
— Сдержанной. Очень собранной. Всегда старалась докопаться во всем до сути. Ее уважали.
Луис покачал головой.