— Мне очень жаль, — произнес он.
Подали еду, и через пару неловких минут беседа вновь оживилась. Тодд оказался приветливым и приятным в общении, судя по всему, не испорченным теми благами, которыми был окружен с рождения. Кальдер чувствовал, что этот человек начинает ему нравиться. А Ким… Ким была такой же деятельной и активной, как и прежде. Ее неповторимая улыбка все так же заставляла собеседника чувствовать себя самым важным человеком в ее жизни. Когда она время от времени одаривала ею Алекса, он чувствовал то же самое волнение, что и много лет назад. К сожалению, Ким всегда встречалась с кем-то другим. В университете этот кто-то другой неизменно оказывался очередным привлекательным и обаятельным мерзавцем. Но Тодд, насколько мог судить Кальдер, таким не был, и его это радовало. Ким заслуживала мужа, который относился бы к ней достойно.
После обеда они вместе вышли на улицу и направились к небольшой автостоянке. Уровень воды в бухте благодаря приливу еще больше поднялся, и теперь под водой оказалась значительная часть каменистого берега. Облака по-прежнему были серыми и низкими — о полетах не могло быть и речи.
Кальдеру было не по себе из-за того, что он отказался помочь.
— Послушай, Тодд. Погода до выходных наверняка будет плохой. Но если на следующей неделе вы не уедете из Англии и небо расчистится, мы можем полетать на «Яке». Поглядишь на Норфолк с высоты птичьего полета.
Тодд заулыбался.
— С удовольствием, — сказал он и посмотрел на Ким, на лице которой было написано сомнение. — Мы остановимся на несколько дней у отца, а в Штаты вылетим в среду. Может, во вторник получится?
— Отлично! — согласился Кальдер. — Давай созвонимся во вторник утром и решим, что делать, в зависимости от погоды.
— Ваши гости из «Блумфилд-Вайс» прибыли, мистер ван Зейл.
Корнелиус оторвал взгляд от стола и увидел в дверях просторного кабинета Нимрода. Несмотря на свое звучное имя,
[2]
тот оказался маленьким и жилистым чернокожим выходцем из Южной Африки. У него было морщинистое лицо, настороженный взгляд и золотые коронки. Костюм неизменно был ему велик. Нимрод доказал свою преданность тридцатилетней работой в качестве шофера, помощника и правой руки Корнелиуса и оставался единственным напоминанием о южноафриканском прошлом своего хозяина, память о котором тот был рад сохранить.
— Пусть войдут.
Корнелиус взял блокнот в кожаном переплете и положил его на середину длинного стола орехового дерева. За ним уже сидел поджидавший всех Эдвин, разглядывая сквозь толстые линзы очков колонки цифр на листке бумаги. Корнелиус был в одном жилете, но обрюзгшее тело его лысеющего сына было облачено в неизменную тройку. Эдвин, его сын от первого, самого неудачного из трех браков, отличался прилежанием и много работал, но ему недоставало обаяния и проницательности его сводного брата Тодда. Хотя Эдвину уже давно исполнилось сорок и он всегда отличался основательностью, Корнелиус никогда не воспринимал его серьезно.
Самому Корнелиусу уже стукнуло семьдесят, но он по-прежнему был высок и держался ровно, хотя мышцы, накачанные пятьдесят лет назад, когда он играл центрального трехчетвертного в команде регби Западной провинции, давно заплыли жиром. Квадратная челюсть, твердые скулы и шапка белых волос делали его похожим на гранитную глыбу, которая со временем стала только крепче. В молодости за ним закрепилось прозвище Дротик — за удивительную способность прорываться сквозь защитную линию трехчетвертных, но оно вполне подходило и для характеристики его цепкого ума, который со временем тоже стал только острее. Он был хорош в своем деле — покупал газеты и превращал их в прибыльный бизнес.
Банкиры из «Блумфилд-Вайс» приехали обсудить его начинание, возможно, самое рискованное и амбициозное, во всяком случае, со времен приобретения «Гералд» восемнадцать лет назад. Речь шла о покупке газеты «Таймс». Ее владелец — картография «Лекстон медиа» выкупила в свое время эту газету наряду с большой группой интернет-компаний у австралийского консорциума, и «Таймс» оказалась единственным реально существующим активом. Осторожные австралийцы продали газету за деньги, отказавшись от акций, а когда рынок интернет-компаний лопнул, «Лекстон медиа» оказалась в долгах и теперь запрашивала явно завышенную цену за жемчужину своих активов. Но сейчас появились слухи, что под давлением кредиторов она вела переговоры о продаже «Таймс» с компанией «Беквит коммьюникейшнс», владельцем которой был сэр Ивлин Гилл. У Гилла уже был таблоид «Меркьюри», но он никогда не скрывал желания приобрести издание мирового класса вроде «Таймс».
Корнелиус хотел того же самого.
В комнату вошли трое. Первый, высокий и элегантный чернокожий лет пятидесяти, протянул Корнелиусу руку.
— Бентон, рад встрече, — сказал Корнелиус, отвечая на рукопожатие. — Надеюсь, вы не возражаете против того, что мы собрались у меня дома. Дело не в том, что я кому-то не доверяю в «Гералд», вовсе нет, но в данном случае требуется максимальная конфиденциальность.
— Разумеется, — отозвался Бентон хорошо поставленным голосом с сильным американским акцентом. — Мне всегда нравилось смотреть на эти расположенные террасами дома. А какой чудесный вид на парк! — Он подошел к окну. Из расположенного на втором этаже кабинета поверх живой изгороди действительно был виден Риджентс-парк, в котором офисные служащие и туристы наслаждались майским солнцем. Бентон окинул взглядом кабинет. Компьютер, принтер, телефон и картотечные шкафы были продуманно расставлены среди вещей, обязательных для традиционной библиотеки джентльмена: полок с книгами в кожаных переплетах, хрустальных графинов с напитками, отливавших янтарем и золотом, прочными, неудобными стульями, креслами и столиками. Там были обязательный глобус, бронзовые статуэтки и несколько моделей старинных гоночных «бентли» на полках и в нишах.
— Неужели это действительно Уайет?
[3]
— спросил Бентон, показывая на картину, где пара десятилетних подростков бежала по высокой траве к деревянному фермерскому дому у подножия холма. — Я не помню, чтобы видел эту картину, когда последний раз был здесь.
— Рад, что ты по-прежнему сразу замечаешь настоящее искусство, Бентон, — ответил Корнелиус. — Мы купили эту картину в прошлом году.
— То, что здесь изображено, похоже на место, где вы выросли?
Корнелиус хмыкнул:
— В Аудтсхорне сухо почти так же, как в пустыне. Там разводят страусов. А это было написано неподалеку от нашей фермы в Пенсильвании. — Он помолчал. — Но что-то общее есть. Американские караваны фургонов, направляющиеся на Запад, повозки буров, пересекающие саванну, возможность бегать босиком по полям… Для меня это уже в прошлом. — Он улыбнулся и повернулся к двум другим банкирам, чтобы пожать им руки. Те были помоложе, помельче и держались напряженнее: — Садитесь, джентльмены.