Улыбка золотого бога - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Лесина cтр.№ 7

– Так, значит, вы не верите? – Сонечка глядела снизу вверх, восторженно и радостно. Хороша, однако: карие, чуть навыкате глаза, нос длинноват, губы узковаты да кожа смугла, но есть в этой цыганской смуглявости особая привлекательность.

Нет, не вправе он даже думать о подобной подлости. Иван Алексеевич, мысленно вздохнув, ответил:

– Нет, не верю. Вот скажите мне, каким образом тот предмет, который ваш супруг изволит держать в руке, способен оказать влияние на наше с вами существование? Увы, Соня, я слишком рационалистичен, чтобы позволить себе тратить время на подобные… ненаучные рассуждения.

– Ненаучные, – эхом отозвался Сергей и подбросил череп на ладони. Определенно, прелюбопытная находка… весьма вероятно, что дама сия была личностью значимой, раз удостоилась подобного погребения.

– Сергей, не будете ли вы так любезны заняться работой? Сонечка, буду вам благодарен, если вы поможете, ваш почерк гораздо более читабелен, чем его каракули.

Теплая заботливая ладошка исчезла с предплечья, и эта крохотная потеря внезапно показалась просто невыносимой.

Нет, нет и нет. Он, наконец, вдвое старше и женат, а она – замужем.

Но, глядя вслед уходящей паре, Иван Алексеевич думал вовсе не о разрытом кургане, не о найденных сокровищах, не о грядущей славе или признании. В тот момент он готов был отдать все золото за один ласковый Сонечкин взгляд и даже не стыдился собственных желаний. Более того, они начали казаться естественными.

– Ни за что, – повторил он вслух, отгоняя наваждение. И, наклонившись, потер разболевшееся колено. – Ни за что…

Желтый огонек лампы под стеклянным колпаком, горьковатый дым, тени за стеной палатки, белый лист бумаги, на котором выведено лишь два слова: «Дорогая Оленька». Надобно продолжить дальше. Но о чем? О том, что экспедиция началась несколько неудачно? Так ведь писано в подробностях: и о возражениях местных, не желавших слышать о научной важности раскопок, и о легендах, которыми их пугали, и о том, что пришлось даже прибегнуть к помощи военных, а теперь – вот дикость – приходится повсюду ходить с оружием.

Или о том, что результат стоил усилий? О разрытом кургане, внутри которого сотни лет хранились удивительные сокровища? Об ожерельях, браслетах, кольцах, чашах, зеркалах из полированного серебра, о золотом шитье, что тонкой паутиной цепляется за остатки ткани, о драгоценном бисере… о деревянном, обтянутом иссохшей кожей седле и оружии. О найденных скелетах. Кем были эти люди? И когда они были?

Нет, пожалуй, писать о сокровищах не стоит, не было доверия у Ивана Алексеевича к калмыку-красноармейцу, что дважды в неделю наведывался в лагерь и бродил, выглядывая, выспрашивая и через раз повторяя, что надо бы охрану организовать. Не хотел Иван Алексеевич охраны, тем паче такой, от которой за версту несет конторой и контролем.

Степь свободу любит.

И, окунув стальное перо в чернильницу, Иван Алексеевич вывел:

«Особый интерес представляют останки женщины. Смею предполагать, что она была знатна и богата и, судя по состоянию зубов, умерла молодой, что подтверждается и отсутствием следов хронических заболеваний, которые свойственны людям старшего возраста. Конечно, это лишь самый первый, зачастую ошибочный взгляд…»

Иван Алексеевич остановился. Нет, не то он пишет, не о том. Разве ж интересно Оленьке читать про скелеты? Да она с ее тонкой душевной организацией кошмарами после этого письма мучиться начнет.

Скомкав бумагу, Иван Алексеевич начал наново и, переступив через инстинктивный страх, вывел:

«Пожалуй, один из самых интересных предметов, найденных в кургане, – статуэтка то ли бога, то ли духа-покровителя погребенных в кургане. Небольшая, где-то с твою ладошку высотою, она удивительно тонкой работы. Представь себе, Оленька, очень тучного человека, такого, как станционный смотритель в твоей слободе, надень на него халат и обрей наголо…»

Ну, с Петром Ильичом у толстого человека сходство было весьма и весьма отдаленным. Сомнительно, чтоб грузный станционный смотритель сумел усесться вот так, по-турецки, и чтобы улыбался столь благодушно, как этот древний божок, всем своим обликом излучавший мир и покой.

Глянешь на такого, и дышится легче, и строки сами на бумагу ложатся…

«Соня дала ему имя – Пта, не знаю почему, говорит, он ей сам сказал. Она вообще девица крайне впечатлительная и суевериям подверженная».

Рука замерла. Не стоит писать о Соне, не стоит и думать о ней, однако – поздно, полог палатки откинулся в сторону, и внутрь проник тонкий ландышевый аромат духов и тихий женский голос:

– Иван Алексеевич? Вы еще не спите? Можно я с вами посижу? Мне страшно…

В этот вечер письмо осталось незаконченным.

Следующие несколько дней остались в восприятии Ивана Алексеевича тупой ноющей болью в колене, которая проявлялась поутру, а к вечеру исчезала, чувством вины перед Сергеем и чувством отвращения к себе и Соне, хотя оно, как и боль, возникало лишь с рассветом. Позже добавилось напряженное ожидание: экспедиция близка к завершению, а с ней закончится и эта пытка совести и борьба с собственными желаниями, столь же естественными, сколь и отвратительными.

Недолго уже: все измерено, записано, вычерчено вчерновую, осталось лишь подписать да описать объекты перед тем, как отправить их в Москву. Иван Алексеевич ждал этого последнего дня, пока еще отделенного чередой иных дней, с болезненным нетерпением утомленного человека.

«Дорогая Оленька, я очень тебя люблю…»

Слова ненаписанного письма приносили некоторое облегчение, как будто он и вправду признался, как будто просил прощения и был прощен.

«…эта связь случайна, она не будет иметь продолжения, ее и не случилось бы никогда, если б я так не тосковал по тебе».

Сонечка обернулась, узенькое личико ее озарилось радостной улыбкой.

Неужто она и вправду думает, что их отношения можно назвать любовными? Соединить в одном слове эту грязь и истинно светлое чувство? Нет, нет и нет. Она сама придумала все, его вины тут нет. И нынче вечером он поговорит с Соней. Давно пора бы.

И снова отблески огня летят по смуглой коже, по позвоночнику вверх, до цепочки с крестиком, который Сонечка никогда не снимает, до тонкой шейки, до черных, лаково-блестящих волос… по рукам до остреньких локтей и узких запястий, а оттуда – на широкие кисти с короткими сильными пальчиками профессиональной машинистки.

– Я не такая красивая, как она, – шепчет Сонечка. – Но я тебя люблю сильнее. Я хочу быть с тобой всегда.

Разве важна эта ее любовь? И ее желание?

– Я подам на развод, вернемся, и подам.