– И... и... откуда вы приехали? И давно здесь?
– Мы с Каз пробыли три месяца в Удайпуре – это лепрозорий.
– ЧТО? – вскричал я, роняя на пол книгу.
– Ага. Там было удивительно.
На всякий случай я отодвинулся вместе с креслом на несколько дюймов назад.
– Вы пробыли три месяца в лепрозории?
– Ну, он теперь называется по-другому – Удайпурский реабилитационный центр и хоспис – но это то же самое.
– Ебаный бог! Зачем? – воскликнул я.
– Ах, это удивительное место.
– Я всегда мечтала туда попасть, – сказала Лиз.
– Что?
Она зверски на меня посмотрела.
– Я ничего тебе не говорила – я была уверена, что ты не поймешь. Но это моя самая заветная мечта. – Она повернулась к Фионе и расплылась опять. – Фи, милая, расскажи, как там, что там удивительного.
– Ах, все. Я стала другим человеком.
– Конечно.
– Как? – спросил я.
– Очень просто – моя карма полностью обновилась.
Меня нисколько не интересовало, что это значит.
– Господи, это удивительно, – сказала Лиз.
– Я столько узнала о себе... об исцелении... и обо всем.
– Как вы туда попали? Говорят, это очень сложно.
– Мне просто повезло. Мамина подруга работает в Лондонском обществе помощи прокаженным, и меня вписали вне очереди. Если хочешь, могу замолвить за тебя словечко.
– Неужели? Это было бы просто замечательно. Я обязательно приеду сюда опять, я очень хочу хоть чем-то отплатить Индии за все то хорошее, что она мне дала.
– Именно. Поэтому я так туда стремилась. Я хочу сказать – я впервые в Индии, но была уверена, что почерпну здесь очень много, и раз уж у меня были связи, не стоило упускать возможность.
– Но... это же опасно, – сказал я.
– Не будь глупцом. На ранних стадиях проказа излечима. И вовсе не так заразна, как все считают.
– Но... это же противно.
– Нужно себя преодолеть. Первые несколько дней были ужасными. Но теперь я чувствую себя гораздо лучше среди прокаженных, чем среди здоровых людей.
– Но... ты их лечила?
– Нет – наше заведение для тех несчастных, у кого болезнь достигла неизлечимой стадии. Поэтому в Удайпур так трудно устроиться волонтером.
– Не понимаю.
– Потому что это прекрасное место. Там находятся самые несчастные калеки из всех, какие бывают на свете, их нужно мыть, сопровождать на прогулках и вообще помогать жить с этой болезнью.
– Мыть?
– Да – я очень любила это делать.
– ЧТО?
– Это тяжело сначала, но когда привыкаешь, возникает удивительное чувство.
– Какое?
– Ты понимаешь, что смог это сделать, это очень... хорошее чувство.
– Какое?
– Ты чувствуешь себя хорошим человеком. Чувствуешь, как улучшается твоя карма. Чувствуешь, как смываешь с себя все эти ужасные предрассудки, с которыми ты родился, снимаешь шелуху и снова становишься чистым, как ребенок, соскребаешь грязь, наросты, паршу. Это восхитительно.
– Ах, я должна туда попасть, – сказала Лиз, – просто обязана.
– Но неужели это не угнетает?
– Ах, нет! Напротив. Лепрозорий полон оптимизма.
– Но ты же только что сказала, что они неизлечимы.
– Да, но они такие замечательные. Я хочу сказать – у них ничего не осталось, семьи отказались от них, они обречены, но они смеются и они полны жизни.
– Странно.
– Это правда.
– Это невозможно.
– Это правда. Там проводятся специальные собеседования. В хоспис огромная очередь, и чтобы туда попасть, надо пройти собеседование и доказать, что у тебя верное отношение к жизни.
– Что значит верное?
– Положительное. Больные должны смотреть на вещи с оптимизмом. Я хочу сказать – если они будут все время жаловаться, девушки, которые им помогают, будут чувствовать себя несчастными и ничему не научатся.
– То есть там для вас подбирали специальных больных?
– Так работают все больницы. Я хочу сказать – если у тебя неподходящая болезнь, ты туда не попадешь. Если ты недостаточно болен, ты тоже туда не попадешь. Это просто один шаг дальше. Еще раз повторяю, за ними там уход лучше, чем в любой другой больнице. Поэтому там такая хорошая атмосфера. Это замечательное место.
– Это противно.
– Что – думаешь, лучше бы за ними вообще никто не ухаживал?
– Нет, но отбирать пациентов ...
– Их все равно приходится отбирать. Я хочу сказать – прокаженных в этой стране столько, сколько листьев на деревьях.
– Да, но...
– На самом деле, между нами говоря, правительственная программа дает свои результаты, и скоро больных станет не хватать.
На этом интересном месте появилась Каролин.
– Прии-вет, – пропела она.
– Прии-вет, – пропела в ответ Фиона. – Тебе лучше?
– Чуть-чуть.
– Еще ходила?
– Три раза.
– О Господи. Значит становится хуже?
– Ммм.
– Может стоит обратиться к врачу?
– Мы же договорились, что не верим врачам.
– Можно поискать гомеопата.
– Если ты так считаешь...
– Ты больна? – спросила Лиз, светясь от сострадания.
– Ага, я не вылезаю из туалета и похудела на двадцать фунтов.
– Ты похудела на двадцать фунтов? – переспросила Лиз.
– Ага.
– Ох, везет же.
– Да, конечно, но я начинаю немного волноваться, потому что постоянно чувствую слабость.
– Как вы можете не верить врачам и работать в больнице? – спросил я.
– Это была не больница, а хоспис, – сказала Фиона. – Врачи лечат, но не исцеляют.
– Какая разница? – Врачи лечат болезнь. Целители исцеляют человека.
– Кто вбил вам в головы всю эту хуйню?
Лиз зверски на меня посмотрела.
Что-то с высоты.
Появление Фи и Каз возвестило начало конца. Лиз теперь вставала рано, до завтрака они ходили к озеру медитировать, и под их влиянием она стала превращаться в нечто среднее между принцессой Анной, матерью Терезой, Ганди и Рэйчел Грант
[22]
.