В тихом омуте - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Платова cтр.№ 71

– Ты бы еще перекрестился перед таким богоугодным делом, – насмешливо сказала я ему.

– Не обучен. Атеист.

Крыши города влажно блестели, как спины морских котиков на лежбище; Питер действительно был красив, я даже пожалела, что не успела полюбить его, а теперь вряд ли представится такой случай… Грязь человеческих страстей, скрытая коробками домов, иссеченная рубцами улиц, не была отсюда видна; теперь я понимала Бога – с высоты все кажется благостным и не требующим ежеминутного вмешательства…

– О, жертва в зоне видимости! Приготовься, – провозгласил Влас, подбадривая голосом скорее не меня, а самого себя.

Сжав в руке пистолет, я аккуратно впилась в слуховое окно и увидела “Мерседес” Грека – как ни в чем не бывало он подкатил к стоянке. И на секунду меня захлестнула слезливая детская обида: неужели он не поверил мне, неужели не захотел считаться с предупреждением, даже таким торопливым. Ну что ж, тем хуже…

Дверца “Мерседеса” открылась, из него вышел человек – Влас поймал его в оптический прицел.

– Что за фигня, это же не Грек! – прошептал он, и тотчас пыльный чердачный воздух заколебался – возникли тени, они выросли за нашими спинами. Это тот самый рапид, который я так презирала во всех средненьких совдеповских мелодрамках, скучая в гордом одиночестве на последнем ряду. Только теперь я поняла, что рапид – это достаточно точная имитация длительности. Между двумя ударами моего почти остановившегося сердца эти ребятки с одинаковыми сосредоточенными лицами скрутили Власа, не дав ему опомниться. Кто-то, из особо преданных, даже двинул ему по зубам, исподтишка, как в детской драке, – и лицо Власа, которое столько раз победно зависало надо мной, вдруг расцвело кровью. Кровь казалась бутафорской, необычайно яркой, почти не правдоподобной. Я с ужасом, не отрываясь, смотрела на своего любовника – а ведь он был моим любовником – и даже чувствовала к нему глухую жалость. Эта жалость покалывала мое лицо, как первые заморозки. Влас мгновенно обмяк в чужих железных объятиях; сейчас он казался мне мальчиком, застигнутым родителями за занятием онанизмом в ванной: наказание было неотвратимым, сейчас получишь, что заслужил! Ему легко выкрутили руки, наподдав под дых для острастки.

Нет, это были не руоповцы, никакой помпы, никакой служебной видеосъемки, никаких понятых, никаких ленивых милицейских околышей, этих вечных спутников людей в штатском, которые усердно подчищают поле боя…

Не успевшего ничего сообразить Власа вынесли, выволокли из чердака – он не сопротивлялся; я даже подозревала, что он вполне мог спустить в штаны от этого равнодушного, почти механического обращения с ним.

Эти люди исчезли так же внезапно, как и появились, казалось, что Власа просто смыло волной, осталась лишь снайперская винтовка. И только теперь я поняла, что приговор уже вынесен, без всякого суда – и этот приговор вынесла я сама, даже не удосужившись напялить на себя белый судейский парик.

Я сама вынесла этот приговор.

На чердаке остался только один из бравых парней – он быстро и вполне профессионально разобрал винтовку, уложил ее в “дипломат” и только тогда обернулся ко мне: я увидела ничего не выражающее лицо телохранителя-профессионала.

"Интересно, есть ли у него жена, – тупо подумала я, – женщин должны вдохновлять такие лица – и на верность, и на измену…"

– Вас ждут, – глухо сказал мне телохранитель. Поднялся и вышел, унося с собой “дипломат”. Он даже не забрал у меня “беретту”, которая бесполезно болталась в пальцах.

Да, да, ждут…

Мне будет жаль только одного – этот город в проеме слухового окна, безмятежный и чисто вымытый неверными небесами…

Я потеряла счет времени – к конторе Грека постоянно подъезжали иномарки, из них выпрыгивали узкие, казавшиеся вырезанными из плотного картона, девочки-секретарши, любовницы начальников отделов и специалистов по маркетингу.

А я уже не была ничьей любовницей, я чувствовала себя пустой, как смятая банка из-под пива… Никакого торжества, никакого удовлетворения, только тупая, сжирающая внутренности усталость. Но ты только сделала то, что должна была сделать: люди, убившие твоих друзей, мертвы или почти мертвы. Я знала, что должно произойти с Власом, – медвежий угол на самом краю карты Ленинградской области, наспех вырытая яма, пуля в затылок. Конечно, все могло быть по-другому, но суть не менялась – пуля в затылок, пуля в затылок…

"Смотри-ка, у нашей лебедушки воображение прорезалось, – удивился Иван, – с такой верой в предполагаемые обстоятельства нужно заседать в налоговой инспекции”.

"Да ладно тебе, – вступился за меня Нимотси, – наша крошка просто исполнила свой гражданский долг, перехватила волосатую руку насильника, грабителя, мучителя людей. Варенья и печенья ей, а лучше – почетную грамоту”.

, “Но, даже если ты убьешь еще сто человек, – сказала Венька, моя мудрая девочка, – ты не сможешь воскресить и одного…"

Да. Я исполнила свой долг. Но никто не воскрес, никто не потянул меня в раскрытую постель, никто не расписал со мной пульку, никто не предложил мне контракт на пьесу для норвежцев. И я вдруг вспомнила о Фарике: это у него была лицензия на убийство, это у него было право на месть – и это право давала ему безоглядная страсть, безоглядная сумасшедшая любовь. Я никогда не испытывала таких страстей, я никогда так не любила, рабская покорность и слепое подчинение – вот мой удел, ровно чадящее пламя серых привязанностей, идущих не от силы, а от слабости. Значит, и сегодняшняя месть была неадекватной, чужой, нечестной… Влас должен умереть из-за трагедии, которую я так никогда и не испытала по-настоящему…

Затянутое серыми тучами небо вдруг пронзил заблудившийся солнечный блик – ив мутном стекле чердачного окна отразилось лицо Евы. Нет, черт возьми, нет, мое собственное лицо, теперь уже собственное! Это было страстное лицо, оно готово было и любить, и мстить за свою несостоявшуюся любовь – с Иваном, с Нимотси, даже с Аленой… Все могло произойти – и ничего не произошло. И за это кто-то ответит. Кто-то обязательно ответит…

Я захлопнула створки окна, как закрывают ненужную дискуссию: теперь я точно знала, что все правильно, что так и должно быть, что я пойду до конца.

…Когда я спустилась с чердака, по выщербленной временем лестнице, без всяких околичностей, без всякого страха, без ненужного петляния, то сразу же увидела припаркованную рядом с подъездом иномарку. Иномарка посигналила вспыхнувшими и тут же погасшими фарами – никакого лишнего шума, все предельно деликатно – ждали именно меня.

Я подняла руку и поболтала ею в воздухе. Улица была чиста – никаких следов Власа и стреноживших его людей, мавр сделал свое дело, мавр может уходить…

Из иномарки вышел шофер и радушно распахнул заднюю дверцу.

Я забралась в машину без колебаний, и сразу же оказалась рядом с Греком. Он чуть подвинулся и повернул голову, чтобы получше рассмотреть меня, утреннюю киллершу-предательницу.