Бегущий за ветром - читать онлайн книгу. Автор: Халед Хоссейни cтр.№ 12

Очень скоро оказалось, что бойцы из нас с Хасаном куда лучше, чем «змееделы». Наши конструкции не отличались надежностью. И Баба отвел нас к Сайфо, полуслепому сапожнику, чьи воздушные змеи славились на весь город. Его крошечная мастерская помещалась на оживленной улице Джаде Майванд к югу от илистых берегов реки Кабул. Сначала покупатели пробирались в лавчонку, настоящий застенок, затем надо было поднять крышку и спуститься по деревянным ступенькам в сырой подвал, где Сайфо хранил вожделенный товар. Баба всегда покупал мне и Хасану по три одинаковых змея и по три шпагата. Захоти я змея поярче и побольше, отец бы мне не отказал, но точно такого же он приобрел бы и моему слуге. А это приходилось мне не по сердцу, должен же был Баба хоть как-то меня выделять!

Зимние турниры воздушных змеев – старая афганская традиция. Они начинаются в объявленный день рано утром и продолжаются, пока в небе не останется единственный змей – он и выигрывает состязание. Помню, как-то бой не закончился и после захода солнца. Болельщики толпятся на тротуарах, забираются на крыши и криками подбадривают своих детей. Взад-вперед по улицам, задрав головы, носятся участники битвы, их змеи то высоко взмывают вверх, то резко снижаются. Главное – занять правильную позицию, вовремя дернуть за свой шпагат и перерезать лесу противника. У каждого из сражающихся имеется свой оруженосец, в руках у которого шпуля со шпагатом. Мой оруженосец – Хасан.

Однажды живущий по соседству мальчишка-индус, чья семья недавно перебралась в Кабул, гордо поведал нам, что у него на родине бои воздушных змеев проходят по строгим правилам: каждый участник с выделенной ему площадки, за пределы которой ему выходить нельзя, запускает своего змея под определенным углом к ветру. А лесы из металлической проволоки и вовсе запрещены!

Мы с Хасаном только расхохотались в ответ. Маленький индус еще не осознал того, что британцы поняли уже давненько, а Советы познали в конце восьмидесятых: афганский народ любит свободу! Афганцы превозносят обычаи и не выносят правил. Бои змеев – прекрасный пример: запускай змея и бейся как сможешь. Правил – никаких. Удачи тебе, боец.

Но ведь срезать змея – это полдела. Надо еще и первым успеть к месту его приземления. Кто знает, куда его занесет ветер – на поле, на крышу, на дерево, во двор к кому-нибудь. Толпы мальчишек очертя голову бегут за падающими змеями; туристы, удирающие в Испании от разъяренных быков, чем-то напомнили мне сцену из моего детства. Однажды соседский пацан полез за змеем на сосну, ветка под его тяжестью сломалась, он свалился вниз с десятиметровой высоты, сломал себе позвоночник, и у него отнялись ноги. Но змея из рук он не выпустил. Если ты первый коснулся змея, он – твой. И это – не правило. Это – обычай.

Последний змей, сбитый в зимнем состязании, – самая желанная награда, самый почетный трофей для любого мальчишки. Когда в небе остаются только два змея, все собираются с силами, разминают мускулы, стараются занять местечко получше, чтобы моментально рвануть на поиски. Головы задраны. Глаза прищурены. Все внимание – в небо. И когда последний змей срезан – начинается столпотворение.

За змеями гонялись ватагами. Но с Хасаном не мог сравниться никто. Просто чудо, как он умудрялся точно угадать точку приземления и прибежать туда раньше змея. Такой у него был дар.

Помню хмурый зимний день. Мы с Хасаном бежим за змеем. Я еле поспеваю за своим товарищем по играм. Лабиринт узких улочек Хасану не помеха, он четко знает, где надо свернуть, ловко перепрыгивает через сточные канавы. Я уже совсем обессилел – хоть и старше его на год.

– Хасан! Погоди! – задыхаюсь я.

Он на бегу оборачивается, кричит: «Вот сюда!» – и исчезает за углом.

Гляжу на небо. Ветер несет змея совсем в другую сторону.

– Мы упустим его! Он летит не туда! – ору я изо всех сил.

– Поверь мне! – доносится до меня издалека.

С грехом пополам добираюсь до перекрестка. Хасан далеко впереди и мчится во весь дух, опустив голову. На небо и не взглянет! Спотыкаюсь о камень и падаю – Хасан не только бегает быстрее меня, он еще и более ловкий, поганец. Поднимаюсь – его силуэт мелькает в переулке и пропадает. Превозмогая боль в колене, ковыляю в том же направлении.

По грязной, изрезанной глубокими колеями грунтовке выхожу к саду у средней школы «Истикляль». Под вишней спокойно сидит Хасан и ест сушеные тутовые ягоды.

– Что это ты расселся? – произношу я сдавленно. Меня подташнивает.

Хасан улыбается:

– Присаживайся рядом со мной, Амир-ага. Плюхаюсь на землю рядом с ним.

– Зачем мы сюда приперлись? Змей полетел совсем в другую сторону, не видел разве?

Хасан забрасывает ягодку себе в рот.

– Змей сейчас прилетит сюда.

Никак не могу отдышаться. А он свеж как огурчик.

– С чего ты взял?

– Знаю.

– Откуда?

Хасан оборачивается ко мне. Капельки пота поблескивают на его бритой голове.

– Я когда-нибудь обманывал тебя, Амир-ага? А не подразнить ли мне его?

– Не знаю. А ты обманывал?

– Я скорее наемся грязи, – обиженно произносит он.

– Серьезно? Вот прямо так и наешься? Хасан озадаченно смотрит на меня:

– Ты о чем?

– О грязи. Если я велю, ты будешь есть грязь?

Знаю, это жестоко. Как и то, что я неправильно толковал ему слова. Но дразнить Хасана – в этом есть своя нечестивая прелесть. Похожее чувство испытываешь, когда мучаешь насекомых. Сейчас он – муравей, а у меня в руках лупа.

Мой слуга испытующе смотрит на меня. Два мальчика сидят под вишней, уставившись друг на друга. И тут Хасан меняется в лице. Нет, не совсем точно. Просто мне начинает казаться, что у него сразу два лица: одно, которое я знаю с пеленок, и второе, незнакомое, что выплывает сейчас откуда-то из глубины. Оно пугает меня, хотя вроде бы я уже видел его прежде. Вот оно, это второе лицо, теперь я ясно разбираю его черты…

Хасан моргает и снова становится самим собой.

– Если ты попросишь, съем, – говорит он, глядя мне прямо в глаза.

Не в силах выдержать его взгляд, я отворачиваюсь. До сих пор мне неловко общаться с людьми вроде Хасана, у которых что на уме, то и на языке.

– Только вот что, – добавляет Хасан, помолчав. – Ты взаправду можешь попросить меня о чем-то таком, Амир-ага?

Ага. Значит, он тоже устраивает мне проверку. Я ему – на преданность, он мне – на честность.

Зря я все это затеял.

Вымучиваю улыбку.

– Не будь дураком, Хасан. Ты же знаешь, я на такое не способен.

Хасан улыбается мне в ответ. Искренне улыбается.

– Знаю, – говорит он.

Просто беда с ними, с откровенными, открытыми людьми. Они думают, что и все остальные – такие же.