Я пыталась хоть что-то сказать, но слова застревали в горле.
— Мама, как ты можешь так со мной поступать?! — услышала я собственный голос. Господи боже мой, сколько раз она говорила те же слова другим! — Как ты можешь так со мной поступать?! — Неужели я такое говорю?! Господи, какой ужас!
Она продолжала смотреть на меня как зомби, а голос ее прозвучал еще тише и страшнее:
— Как я могу так с тобой поступать? И ты еще имеешь наглость спрашивать меня об этом?! Хорошо, я скажу. Когда я тебя родила, ты стала единственным, что имело для меня значение на земле. Ты была моей, моим ребенком, вышедшим из моего тела. Я верила, что ты будешь единственным существом, который никогда мне не изменит. Моя мать умерла, когда мне не было и семи. Несчастной алкоголичкой — вот кем она была. Большой нарядный дом в Хайленд-Парке. Возможно, она даже и пивом накачивалась. А на нас с Дэрилом ей было глубоко плевать. Могла бы и пожить подольше, хотя бы ради нас. Но я любила ее. Господи, как я любила ее! Если бы она была жива, я все для нее сделала бы. Мыла бы ей ноги и эту воду пила, лишь бы она была счастлива и хотела бы жить! И точно так же я все делала для тебя, Белинда. Давала тебе то, что ты просила, и то, что ты даже не просила. Разве хоть раз бывало такое, чтобы ты чего-нибудь хотела и не получила от меня?
Конечно, как я уже говорила, мама и раньше нередко вспоминала о своей матери. Но сейчас, правда, несколько сменила тональность.
— Но тебе ведь не нужна твоя мама. Правда? — продолжила она. — Ты ведь у нас уже взрослая? А родная кровь и родственные связи для тебя — пустой звук. Что ж, я скажу тебе, кто ты такая. Ты шлюха, Белинда. Вот как мы назвали бы шалаву вроде тебя у нас в Хайленд-Парке. Вот как мы назвали бы тебя в Дентоне, штат Техас. Ты дешевая маленькая шлюшка. И это вовсе не означает, что ты задираешь подол и раздвигаешь ноги при виде первого встречного мужика, на которого положила глаз. Нет, шлюха — это женщина, которой плевать на родню и друзей. Ты такая и есть. И ты сейчас сядешь на самолет с Дэрилом, или, клянусь Господом, я сдам тебя комиссии по делам несовершеннолетних. Я прямо сейчас сниму трубку и скажу им, что ты неуправляемая, и они тебя арестуют, и они посадят тебя в тюрьму, Белинда, и они заставят делать, что тебе говорят.
У меня возникло такое ощущение, будто Галло снова двинул мне в живот ногой. Мне трудно было дышать, и тем не менее я чувствовала, как в душе закипает слепая ярость — такая, что у меня заболели даже корни волос.
— Только попробуйте сделать это, леди, — сказала я ей, — и я засажу вашего мужа в Сент-Квентин за половую связь с лицом, не достигшим совершеннолетия. Я расскажу комиссии по делам несовершеннолетних обо всем, что между нами было. Да будет тебе известно, он имел половое сношение с малолетней, и если ты думаешь, будто Роман Полански просто так уехал из страны, то можешь подождать и посмотреть, что станет с Марти. Это взорвет твой гребаный «Полет с шампанским», так что от него и кусочков не останется.
Я чувствовала, что умираю. Умираю. И, несмотря ни на что, я продолжала бросать ей угрозы в лицо. А она посмотрела на меня затуманенным взором и, помолчав, сказала:
— Сейчас же убирайся из моего дома, Белинда! Отныне ты больше никогда не будешь жить со мной под одной крышей!
— Ты этого хочешь, ты это получишь! — сказала я ей.
Но тут из-за ее спины возник дядя Дэрил и грубо схватил меня за руку.
— Давай сюда свой паспорт, Белинда, — сказал он и, выпихнув меня из комнаты, втолкнул в лимузин.
— Не дождешься, — окрысилась я и еще крепче вцепилась в сумочку. — Даже и не пытайся его забрать.
Дядя Дэрил отвечать не стал, но мою руку не выпустил.
Пока лимузин медленно выруливал с подъездной дорожки, я смотрела на свой бывший дом. Я не знала, наблюдает ли за нами мама или нет. Потом до меня дошло, что она обязательно передаст Марти те ужасные вещи, которые я ей наговорила. А Марти, наверное, никогда не поймет, что я просто защищалась от мамы и дяди Дэрила и не способна на такую подлость.
Когда мы подъехали к аэропорту, я снова расплакалась. Под любопытными взглядами прохожих дядя Дэрил выволок меня из машины. Все, чем я располагала в этом мире, теперь лежало в багажнике лимузина. Я еще никогда не видела так много чемоданов. Похоже, они упаковали то, что было и дома, и в «Шато».
— Иди внутрь, — приказал мне дядя Дэрил, и я послушно пошла за ним, крепко прижимая к себе сумочку.
«Он не сделает этого, — думала я. — Он не посадит меня на борт самолета до Лондона. Нет, мэм, как он любит говорить».
Люди глазели на меня, потому что я шла и плакала. А рука, в которую мертвой хваткой вцепился дядя Дэрил, слегка занемела. Шофер лимузина проверял мой багаж. Он сказал, что мне нужно предъявить паспорт. Посмотрев на дядю Дэрила, я поняла: сейчас или никогда.
— Сейчас же отпусти меня, — прошипела я, но он только сильнее сжал пальцами мою и так онемевшую руку.
И тогда что-то словно взорвалось у меня в голове. Я повернулась к нему и, все так же вцепившись в сумочку, изо всех сил саданула ему коленом по яйцам.
А потом я побежала по залу. Я бежала так, как не бегала с тех пор, как была ребенком. Я пробегала мимо каких-то дверей, потом вниз и вверх по эскалатору и, выскочив в результате на улицу, запрыгнула в распахнутую дверь такси.
— Мистер, я очень спешу! — со слезами в голосе обратилась я к водителю. — Мне необходимо успеть на автобусную станцию. Моя мама уезжает оттуда. Если я опоздаю, я никогда больше не увижу свою маму.
— Ладно, давай подвезем ее, — сказал какой-то парень, который уже садился в машину.
Мы еще не успели завернуть за угол, когда на стоянку, как ошпаренный, выскочил дядя Дэрил, но я была уже далеко.
На автобусной станции я пересела в другое такси. Затем повторила свой трюк на железнодорожном вокзале, а потом снова на автобусной станции.
В результате я вернулась в аэропорт и купила билет на ближайший рейс до Нью-Йорка.
Последний раз я была в Нью-Йорке шесть лет назад и сейчас приехала туда страшно уставшей, грязной и до смерти испуганной. На мне были белые джинсы и белый пуловер, что вполне подходит Калифорнии, но не для Нью-Йорка, где в начале ноября уже заморозки.
Я знала, что в Париже папин салон назывался просто «Джи-Джи», но ни в одном телефонном справочнике не был указан, и вот та же самая история повторилась в Нью-Йорке. В большие отели мне сейчас тоже не следовало соваться.
Поэтому прямо в аэропорту я приобрела кое-какие гигиенические принадлежности и дорожную сумку, а потом сняла номер в отеле «Алгонквин», где заплатила наличными, чтобы не называть своего настоящего имени. Затем я попробовала хоть немного поспать.
Но заснуть мне так и не удалось, поскольку мне казалось, что кто-нибудь обязательно вломится ко мне в номер. Я жутко боялась, что дядя Дэрил меня уже выследил и вот-вот нагрянет полиция. И естественно, у меня не было ни малейшего желания осуществлять свою угрозу и свидетельствовать против Марти. На самом деле я тогда просто блефовала.