Наконец над моей головой сомкнулись каменные своды темницы. Здесь было теплее, чем на улице, но все равно довольно прохладно. Пройдя комнату охраны, где стражники уточнили, куда определять клеветника, мы отправились в путь по сырым лабиринтам тюрьмы. Светлый Бог, сколько же здесь было камер. Железные двери с тяжелыми засовами. Лязгающие узкие окошки, в которые то и дело заглядывал сопровождающий нас тюремщик с усталым взглядом водянистых глаз. Там, за запорами, скрывались разные истории. Раньше мне казалось, что в подобные места попадают только бандиты. Сегодня этот миф развеялся сам собой.
Вскоре мы оказались перед камерой.
— Пока посидишь в компании, — буркнул тюремщик. — Камер на всех не хватит по одному рассаживать.
Лязгнул замок, со скрипом отворилась дверь, и я ступил в теплую, пропахшую немытым телом комнатушку с двухъярусной кроватью. В углу стояло ведро, от которого ощутимо несло нечистотами.
— Принимай гостя, буян, — сказал охранник.
На кровати кто-то завозился, скинул пятнистое от грязи одеяло и спустил ноги на пол.
— Клянусь оторванными челюстями Темного Бога! Щупальца его мне в зад! Это же ребенок! — возмутился мой будущий сокамерник. — Ладно, я по дурости загремел и волею вкуснющей шаркунки, будь она проклята, а что сосунок-то натворил?!
— Захочет — расскажет. — Тюремщик толкнул меня в спину, и так я ступил на грязный пол камеры. Грохнула, запираясь, дверь.
— Привет, малыш! Я — Коротышка Яки, старший матрос великого корабля «Звездочка». Можно просто Коротышка. — Ростом он был действительно невелик. С меня, может быть, чуть-чуть выше, несмотря на то что выглядел он значительно старше двадцати. — Что же ты учудил в этом славном городке, пусть его пожрет сам Темный Бог и зажарит Светлый! Надеюсь, не убил кого-то?
При последних словах он шутливо попятился. Веселье Коротышки чуть успокоило меня.
— Да там… так… — Я уклонился от ответа.
— Спать будешь на верхней полке. Я высоты боюсь, лопни мои глаза, и дрыхну очень неспокойно. Хотя совесть моя чище дикого снега! Да-да, и скажу тебе честно: был бы я трезвым — вряд ли удержался бы от того, чтобы не съездить по этой поганой «содружеской» морде еще разик! Драный народ, скажу я тебе. И моряки у них дрянные! Хотя трактир тот, «Волчий отряд», мне очень нравится, но вот контингент…
Коротышке явно недоставало общения все то время, что ему довелось провести в камере. И теперь он охотно выплескивал на меня скопившиеся мысли.
Двигаясь, словно завороженный, я забрался по железной лесенке на верхнюю койку и как был, в одежде, растянулся на жестком матрасе. Изо рта шел парок, едва видный. После ночевок в ледяной пустыне перспектива провести здесь несколько дней меня совсем не страшила.
— Эй-эй, сын волокунской колонии, а поговорить? Щупальца Темного мне в зад, это же попросту невежливо, молодой человек! — шутливо обиделся Коротышка. — Я тут, на приколе, торчу уже драную неделю! Поговори со мной!
— Я так подвел моего друга, — поделился я с потолком. В углах скопились сосульки, с которых лениво скатывались тяжелые капли. — Нас могут прогнать с фермы, и мы останемся без работы.
— Работу найти несложно, если знать, где искать, — вкрадчиво сообщил моряк. Он стоял у кровати и смотрел наверх, на меня. — Или ты, оборванные крылья Светлобога, патриот Снежной Шапки и тебе нужна работа именно здесь?! Проклятье, да у нас на «Звездочке» все ноги стоптали, разыскивая толкового юнгу! Ты вообще был в порту, драная деревенщина?
Мне вспомнился карьер ледоходов на юге Трущоб. Юнга? Стать моряком? Сердце сладко заныло, но разум напомнил о компасе. Однако мне стало интересно, и я повернулся на бок и свесился с койки, глядя на заросшее щетиной смешное лицо Коротышки Яки.
— У меня есть кое-какие дела…
— Эй, щупальца мне в задницу, да у кого их нет? До конца сезона штормов мы еще побудем в этом драном городишке, а потом — привет вольный ветер! Ровный лед под нос, да пусть корабельный шаман не дремлет!
— Вы предлагаете…
— Ой-ой. Вы? Предлагаете? Забудь, драный ты малец, об этом. Я — Коротышка Яки! Я — не вы. И я говорю тебе — если ищешь работу, то приходи на пристань, найди шапп «Звездочку» и скажи вахтенному, что тебя пригласил Коротышка Яки! А там уже все от тебя будет зависеть, клянусь! Но ты же толковый, да?
Я улыбнулся ему, и в память глубоко врезалось это предложение. Удивительный шанс покинуть город, чтобы отправиться с судном дальше на юг, ближе к Барроухельму. Там я всегда могу уволиться с корабля и продолжить путь сам. Неужели Светлый Бог наконец вспомнил про меня?
Вот только компас и выкуп за него… Что-то подсказывало мне, что мы можем не успеть выплатить долг Эльму, если я проведу тут столько же, сколько и Коротышка.
Вообще на сколько дней мне суждено было застрять в прохладной камере, с инеем на стенах и бугристыми сосульками в углах? Почему я не спросил об этом у стражников, которые привели меня сюда? Из груди вырвался тяжелый вздох, на что немедленно отреагировал Яки. Шуткой, разумеется.
Коротышка оказался очень веселым и смешливым человеком. Мы проговорили весь вечер (впрочем, в основном рассказывал моряк, травя различные байки, обильно приправив их «драными» и «щупальцами Темнобога»), пока дверь в нашу камеру не застонала, открываясь. Так на пороге появился усталый тюремщик, который пришел освободить Яки.
Попрощались мы очень тепло, и где-то в сердце у меня появилась надежда, что моя мечта стать моряком вот-вот осуществится. Как же я благодарил Светлого Бога за эту встречу! Теперь нужно было сделать все очень быстро. Сезон штормов должен закончиться через месяц, и за это время необходимо выкупить компас у Эльма…
И доказать вину Джея ан Данера.
В тюрьме Снежной Шапки мне довелось пробыть всего одну ночь, и не могу сказать, что она оказалась худшей в моей жизни, отнюдь. Здесь царили покой и тишина. Честно говоря, я даже отдохнул на жесткой и скрипучей койке.
Наутро меня выдернули к старшему стражнику, в пропахшую сыростью комнатушку для допросов. Здесь по углам также сочились влагой серые сосульки, как и в моей камере. Грузный человек, сидящий на деревянном стуле, встретил меня тусклым взором заплывших глаз. Сальные волосы, седая щетина и будто бы свернутый набок нос. Едва за моей спиной закрылась дверь, отрезав нас от сопровождающего, он промычал:
— Ну… Вот ты какой… Не бойся. Все хорошо.
Кроме железного стола, кое-где побитого ржавчиной, и занятого толстяком стула, в комнате мебели не нашлось. Мне предстояло слушать стражника стоя. Глядя на него, я вдруг четко понял, что передо мной затравленный начальством эмпат. В его душе я вдруг уловил многократное отражение «моих-его» чувств. Бесконечность уходящих вдаль оттенков и ассоциаций, будто пойманных зеркалами пленников. Меня чуть замутило от странного ощущения. С Зораном я такого не испытывал.
— Все хорошо, — еще раз повторил старший стражник и настороженно посмотрел на дверь. — Значит, это ты показал на Джея ан Данера, да? — скучающим тоном произнес он. — Что же подвигло тебя к этому?