Ночь богов. Тропы незримых - читать онлайн книгу. Автор: Елизавета Дворецкая cтр.№ 67

– Слышу! – вдруг шепнул ей из воды знакомый голос.

Замила сильно вздрогнула от неожиданности и испуга, вцепилась обеими руками в колючую смерзшуюся землю и жесткую траву на краю ямы, чтобы не упасть. Это был голос Галицы, но он звучал так низко и глухо, словно шел из закрытой могилы.

А в глубине ямы вдруг появилось лицо. Оно смотрело из воды, словно висело в ней, но хозяйка этого лица находилась очень, очень далеко.

И это была совсем новая Галица – не та вечно хихикающая холопкина дочь с блудливыми желтыми глазами, к которой Замила привыкла. Теперь она смотрела мрачно и сурово, а ее прежняя умильность сменилась непреклонной властностью. Глаза ее стали большими и черными, лицо выглядело изможденным, как у тех женщин из неудачливых голодающих родов, что раньше срока становятся бесплодными старухами. Распущенные, ничем не прикрытые волосы висели по сторонам лица. Это была та самая «баба-простоволоска», злая колдунья, от чар которой славяне стараются загородиться заговорами.

– Не бойся, – продолжал голос из-под воды, и замершей Замиле показалось, будто что-то длинное, живое, шевелится на шее Галицы, обвивая ее, как ожерелье. – Оборотень не причинит нам вреда. Я сделаю князя послушным нашей воле. Я успею. Князь вернет Хвалиса и назовет только его своим наследником. Он выгонит всех сыновей прочь, выгонит всех жен, ты останешься с ним одна, он будет весь в нашей воле. Только не забудь, что ты мне обещала.

– Да, да! – вслух крикнула Замила. – Я помню, помню! Я все сделаю! Сделаю!

На самом деле она и не помнила сейчас, чего Галица от нее хотела и что она обещала колдунье. Не в силах больше выносить этого ужаса, Замила на коленях отползла от края ямы, а там уже кое-как поднялась на ноги и почти побежала, путаясь в полах одежды и спотыкаясь, туда, где оставила людей.

Просим слышал только ее последние слова, но и их хватило, чтобы понять: князева жена говорила с кем-то на Той Стороне. Была это сама Галица или ее дух-помощник, старик не знал, да это и не важно.

Боярин Толига, разумеется, приказал старику молчать и снова пригрозил разорить дом и истребить семью, если проболтается хоть какой белке в лесу. Просим ответил только мрачным взглядом. Он тоже знал, что со дня на день Лютомер ожидается назад, и не собирался отказываться от своей мести.

Молодая женщина, худая и изможденная, как сама Невея, сидела, выпрямившись, на краю скамьи возле лохани с водой. В крошечной избушке было темно и холодно – огонь в открытом очаге погас, угли остывали, но хворост кончился, и не осталось сил идти за новым.

В этой избушке Галица нашла себе пристанище через некорое время после того, как ушла из Ратиславля. Она шла на полуночь от Угры, туда, куда кривичи почти не проникали, где по-прежнему доживали свой обреченный век жалкие остатки могущественных некогда голядских племен. Она шла по лесам, где почти не имелось жилья, пользовалась звериными тропами, благо у нее хватало сил и умения договориться с их четвероногими хозяевами. Не получалось сговориться только с волками, и одну ночь ей пришлось провести на дереве, глядя, как горят внизу пары зеленых глаз, и слушая угрожающий вой. Серые псы Марены нашли ее – ту, которую искали ратиславльские волки, дети Семилады, но те не услышали призыва своих союзников. Галица благополучно пересидела до рассвета, пока волки не убрались по своим делам. Все-таки она успела достаточно отдалиться от Угры – тамошняя стая уж точно не дала бы ей уйти.

Один раз Галице удалось переночевать под крышей – в крохотной голядской веси, где осталось жилых всего три избушки. Старая бабка пыталась ее выгнать, злобно замахивалась клюкой, но в роду оказалось трое мужчин, из которых только один имел жену. Не понимая по-голядски, Галица не знала, что двое других говорили родичам, – впрочем, догадаться не трудно. Ей позволили переночевать и даже покормили жидкой ячменной кашей. Наутро мужчины знаками предлагали ей остаться, а один так даже хотел удержать ее силой – но тут уж сами сродники угомонили его, а Галице указали на дверь. И она ушла – ей и самой было незачем тут задерживаться. Слишком близко от Ратиславля, слишком опасно.

А еще через день она набрела в лесу сперва на старую росчисть, заросшую молодыми сосенками, а потом чутье вывело ее к жилью. Весь из пяти или шести покосившихся серых построек тоже когда-то принадлежала голяди – об этом говорили избушки, поставленные на землю, а не углубленные, как у славян, открытые очаги вместо печек, формы уцелевших горшков. Правда, целых горшков нашлось всего два, да и в те положить оказалось нечего. Весь стояла пустой, причем уже давно, лет десять. Галице не составляло труда увидеть, что здесь произошло. Кормясь одним скотом и лесом, здешний род потихоньку вымирал, пока не нагрянули однажды варяги, пришедшие с запада, и не забрали всех молодых, чтобы продать далеко на Востоке – там всегда хороший спрос на челядь. Оставшиеся старики и больные загнулись той же осенью – рассыпанные кости Галица нашла в двух избушках, и неупокоенные духи, злые и оголодавшие, быстро все ей рассказали. Другому путнику они, непогребенные, не отправленные как положено к Велсу, горюющие над бесславной судьбой сгинувшего рода, вообще не дали бы пережить первую ночь. Но с Галицей и ее покровителями они не могли тягаться.

Поэтому гораздо более, чем чужие духи, Галицу сейчас заботило, как бы достать еды. Рыболовный крючок и бечеву она принесла в своем коробе, но наживить было нечем, и рыбу пришлось заговаривать – чтобы проснулась, вышла к поверхности и заглотнула этот проклятый крючок! Закапал дождь, темнело, и голодная, усталая, продрогшая Галица прокляла все на свете, пока парочка карасей наконец не оказалась у нее в руках. А еще надо было набрать хвороста – мокрого, не желающего гореть. Найденный под лавкой старый топор совсем заржавел и не рубил, так что Галица, разъярившись, просто поломала сучья кое-как и сложила в очаг, выбрав самую чистую и наименее покосившуюся избушку. Без старых костей, разумеется. Кое-как, то дуя на слабый огонек, то шепча заговоры, то просто уговаривая, она наконец развела огонь. Сырые сучья дымили, она кашляла и отворачивала лицо, дым все равно ел глаза, но против этого, как известно, никакие заговоры не помогают! И все-таки это был огонь, а помещение с огнем, даже самое убогое – это уже жилье, пристанище.

В этой избушке Галица решила обосноваться. От Угры она ушла достаточно далеко, просто так в выморочную весь никто не потащится, свой след она запутала и стерла. А если все же будут искать, то местные духи, которых она живо зачаровала и поставила себе на службу, постерегут и предупредят. Беда была только с едой – много ли добудет женщина в одиночку в лесу? Простая женщина и сама загнулась бы тут, над старыми голядскими костями.

Но только не Галица. В эту пору было много грибов, и они помогали, но на одних грибах долго не протянешь, только животом начнешь маяться. Пришлось искать коренья и выкапывать их подходящей палкой, ловить рыбу. Еще она приспособилась воровать молоко на расстоянии, есть такая ведьмовская премудрость: нож втыкается в косяк, и с его рукояти начинает капать молоко, только подставляй горшок. Хозяйки по всей округе проклинали неизвестную ведьму, обнаруживая у своих коров пустое вымя, роды подозревали друг друга, не зная, что ведьма пришлая и обосновалась в давно вымершей голядской веси, о самом существовании которой в округе уже начали забывать. На счастье Галицы, здесь, вдали от Угры, лежали земли, на которые не распространялась уже никакая княжеская власть. Каждый род здесь жил сам по себе, о других вспоминая раз в год, на Купалу, когда молодежь встречалась для предбрачных игрищ. Оттуда же каждый парень-жених увозил к себе подходящую девушку, и род снова замыкался в себе до новой Купалы. Эта разобщенность была на руку Галице – уж она-то никаких игрищ посещать не собиралась.