Асвальд вышел вперед.
– Кто хозяин? – строго спросил он.
– Хозяина нет, он в лесу, – робко подала голос одна из женщин.
– А это кто же? – Гельд кивнул на бородача, который лежал на земле. Его топор Рэв подобрал и теперь держал в руке.
– Это Хугнад, – ответил кто-то из работников. – Он с побережья.
– Он у вас не берсерк*?
– Кто его знает? – Старик развел руками и бросил на землю подхваченную второпях палку. Его подслеповатые глаза скользили по лицам нежданных гостей и все не могли найти старшего. – Он уже дрался… с вашими. Говорят, его сильно ударили по голове… Вот так же. И он стал вроде бешеного. То все молчит, а то как пойдет крушить… А кто вы такие и чего от нас хотите?
– Нам нужно железо, – ответил Асвальд. – Мы видели ваши копи, угольные ямы и печь. Оно у вас есть, не отпирайтесь. Отдайте нам его, и мы больше ничего не тронем.
– У нас нет железа. – Старик развел руками. – Ты можешь обыскать усадьбу… ярл.
– Вы ведь не отдали его конунгу. – Асвальд прищурился. Он и не ждал, что ему все с готовностью выдадут. – Значит, оно здесь.
– Мы отдали его конунгу, – возразил старик. – Гутхорму ярлу с Острого мыса. Он был у нас недавно. Только не знаю, отдал ли он его конунгу.
– Но это уже не наша забота! – раздался от ворот резкий голос.
Асвальд обернулся. Без боязни минуя фьяллей, в ворота вошла высокая женщина средних лет, большеглазая, длинноносая, одетая в потрепанную лисью накидку, из-под которой виднелся подол серого платья. В руках она держала охапку хвороста и с шумом сбросила ее возле самых ворот.
– Мы отдали наше железо Гутхорму Длинному! – резким, неприятный голосом продолжала женщина, вызывающе глядя прямо в глаза Асвальду, и его вдруг пробрала дрожь от ее взгляда. – Он собирает дань с Медного Леса, который не защищал! Мы ничем ему не обязаны! Он забрался сюда без разрешения и теперь не может найти дорогу обратно! И не найдет, пока не отдаст железо назад! Ты можешь попробовать отнять у него! Ты, отважный ярл! Хочешь, я укажу тебе дорогу? Гутхорм ярл собрал много железа! Хватит на мечи для всех твоих людей! Вот только прийти за ним должен сам конунг!
И этой нужен конунг! Асвальд вздрогнул, услышав это слово. Женщина тем временем вытащила веревку, которой была обвязана ее охапка хвороста, и черная веревка как-то странно дернулась в ее руке. На миг показалось, что женщина держит живую змею.
– Поищи Гутхорма ярла! – посоветовала она, настойчиво глядя в глаза Асвальду. – А потом приходи сюда вместе с твоим конунгом, и тогда ты получишь железо. А без него ты получишь только вот что!
Женщина изо всех сил хлестнула веревкой по куче хвороста, и хворост вдруг заизвивался. Десятки людей на дворе разом вскрикнули: перед воротами шевелилась целая груда живых змей. Гадюки, черные, как уголь, коричневые, серые, рыжие, как сосновая хвоя, с черными зигзагами на спинах и гладкие, вертелись, рвались уползти и почему-то не могли; женщины истошно закричали, хотели бежать, но тоже не могли, точно их ноги приросли к земле.
А колдунья резко взмахнула руками, как крыльями, и все исчезло – и змеи, и она сама.
Несколько мгновений фьялли и квитты стояли неподвижно, скованные изумлением и страхом. Потом Асвальд нашел в себе силы оглядеться. Его окружали бледные лица с испуганно вытаращенными глазами, дрожащие губы, руки, стиснутые на рукоятях мечей и амулетах.
– И тут ведьма, – вполголоса заметил Гельд. Он тоже был бледен, но уже пытался улыбнуться. – Если она вместо угля топит плавильную печь змеями, то здешнее железо надо продавать на вес золота…
Упрямый Асвальд все же приказал обыскать усадьбу. Здесь нашлось несколько ножей и топоров, явно выкованных недавно; один из работников назвался кузнецом и сказал, что сам их изготовил. И ни одной железной крицы.
Следующую усадьбу не пришлось искать долго – от первой туда вела набитая тропа, поскольку их обитатели часто ходили друг к другу. Жители второй усадьбы оказались предупреждены: фьяллей встретили закрытые ворота и блеск копий поверх земляной стены.
– У нас уже был Гутхорм ярл! – закричали оттуда. – Он забрал все железо, что у нас было. Можете догнать его и убить, нам не жалко. Нам самим придется скоро рубить кремневыми топорами!
По верху земляной стены проворно бегала туда-сюда небольшая серая ворона и издавала странные звуки, похожие на хриплый смех.
– Тоже ведьма! – определил Эймод сын Ульва и ловко запустил в ворону камнем. Камень свистнул над самой головой птицы; ворона возмущенно каркнула и улетела в лес.
– Меня зовут Асвальд сын Кольбейна, я пришел сюда по приказу Торбранда Погубителя Обетов, конунга фьяллей! – крикнул Асвальд. – Ваш конунг обязан данью Торбранду конунгу. А если вы этого не знаете, то я сам докажу вам наше право. Я пришел не за тем, чтобы стоять под воротами. Не заставляйте нас их ломать. Если вы сказали правду и железа у вас нет, то ничего другого мы не возьмем.
В этой усадьбе даже топоры оказались старыми. Асвальд подумал было остаться тут на ночь, но потом решил двигаться дальше. В этакой тесноте его сотня людей не поместилась бы, а стенам человеческого жилья в этих краях он доверял не больше, чем деревьям в лесу.
Ночь они провели на берегу ручья, окружив стан цепочкой костров.
Дальнейшее не баловало разнообразием. За три дня фьялли нашли еще две усадьбы и несколько мелких дворов. «Ищем, как грибы!» – посмеивался Гельд. По округе побежал слух о пришельцах, и квитты не зажигали очагов. А без столбов дыма отыскать жилье было нелегко: на каменистой земле тропинки терялись, а бревенчатые стены и дерновые крыши сливались со склонами.
На четвертый день фьялли нашли достаточно большую усадьбу, чтобы устроиться на ночлег. Здешнего хозяина звали Сигурд Малолетний: ему было не больше шестнадцати лет, но вся его старшая родня, кроме женщин, погибла в Битве Конунгов, и он еще два года назад остался владыкой большой усадьбы и многочисленной челяди. Уведенных прежними хозяевами людей заменили беженцы: теперь в строениях звучал разнообразный говор Севера, Запада и Юга. Большого единодушия не замечалось, и собственные домочадцы вынудили Сигурда хёльда сразу открыть ворота.
Сам Сигурд Малолетний оказался высоким бледным парнем с темными волосами, падающими на плечи; он старался держаться гордо, но видно было, что он с трудом скрывает страх и стыд. Судьба слишком рано заставила его отвечать за всю усадьбу, раньше, чем это стало ему по силам, и приход врагов, которым он не мог противиться, жестоко ломал болезненное самолюбие подростка. В шестнадцать лет любое поражение кажется непоправимым, рождает давящее опасение, что быть побежденным и слабым – твой удел в жизни, так что жить дальше не хочется. И Сигурд Малолетний явно жалел, что вообще появился на свет. Борглинда дочь Халькеля и то держалась тверже, отметил по себя Гельд. Впрочем, она живет рядом с врагами давно и привыкла. Женщины вообще легче привыкают к неприятному, потому что у них больше способов поддержать свое достоинство.