Земля Серебряных Яблок - читать онлайн книгу. Автор: Нэнси Фармер cтр.№ 8

Бард, устроившись в тени, слушал. Арфу он не принес. Малый Йоль и святочные обряды принадлежали ему, а вот Великий Йоль он любезно уступил брату Айдену. Джек надивиться не мог, как сдружились эти двое. Монахи в большинстве своем осуждали и порицали древние обычаи, но брат Айден был не из таких.

Когда, после гибели Святого острова, брат Айден доковылял до деревни, он себя не помнил от горя. В ту пору Барда тоже почитали сумасшедшим; на самом же деле дух старика путешествовал в обличье птицы. Когда Бард вновь воссоединился со своим телом, он принял монаха к себе.

«Это самое меньшее, что я могу сделать, после того как доставил всем столько хлопот», — объяснял он.

Джек подобного великодушия не разделял, потому что кому, как не ему, поручили заботиться о брате Айдене. Ему полагалось приглядывать за тем, чтобы монах был накормлен и время от времени выходил из дома поразмяться. Джек прогуливался с ним по взморью и вынужден был слушать его вечное нытье. Ну да, товарищей брата Айдена постигла страшная участь, однако ж никто из скандинавов не унизил бы себя бесконечными жалобами на судьбу.

Каждую ночь Бард играл на арфе, Джек пел, а брат Айден с остекленевшим взглядом сидел у очага.

«Музыка несет в себе исцеление, — объяснял старик. — Тебе кажется, будто Айден не вслушивается, но это не так. Дух его заперт, словно в ловушке, в объятой пламенем библиотеке Святого острова. Мы поможем ему спастись».

Постепенно кошмары оставили монашка, и тот снова обрел способность самостоятельно о себе заботиться. Селяне построили ему небольшую хижину в форме улья, и он переселился туда.

Брат Айден был трогательно благодарен Барду и никогда ни словом не порицал проклятых язычников.

Пир в честь Великого Йоля постепенно сходил на нет. Жены паковали с собой остатки еды и расталкивали блаженно задремавших мужей. Кузнеца понесли домой рабы; кое-кого из фермеров пришлось бесцеремонно вытолкнуть за порог. Наконец зал опустел.

— Не пора ли нам? — спросила мать.

Она уже закутала Люси в шерстяной плащ.

— Еще нет, — возразил отец. — У меня тут одно дельце есть. Подождем, пока Бард не уйдет.

Бард тотчас насторожился, и от внимания Джека это не укрылось. Впрочем, у старика всегда ушки на макушке.

— Разговор, чего доброго, затянется, — объяснил отец. — Не хочу тебя задерживать: ты небось не чаешь поскорее до постели дойти.

— Я совершенно не тороплюсь, — заверил Бард.

— Да дело-то скучное…

— Я — не заскучаю, — сердечно откликнулся старик.

Отец нахмурился, но тут же деловито обернулся к вождю.

— Я насчет Пеги.

— Девчонка никак что-то натворила? — полюбопытствовал вождь, откидываясь на скамье назад и вытягивая ноги.

— Нет-нет, я о другом. А скажи, как там у нее со здоровьем?

Странный вопрос, удивился Джек.

— Да как у всех детей. Ну, простужается иногда, бывает.

— Работница хорошая?

— А! — Вождь внезапно оживился: сонливости как не бывало. — Работница отменная, таких еще поискать! От горшка два вершка, а вкалывает — просто диву даешься!

— Джайлз, ты чего такое задумал? — встрепенулся Бард.

Люси — сна ни в одном глазу! — нетерпеливо подталкивала отца.

— Это дела хозяйственные, — отмахнулся отец.

— К тебе каждый день мальчишки приходят помогать, — напомнил Бард. — Чего еще тебе понадобилось?

— Да вот надумал прикупить несколько коров, чтоб масло да сыр делать.

Об этих планах Джек слышал впервые. У отца и так хлопот полон рот, дополнительной работы он уже не потянет, даже с помощью деревенских ребят. Такую договоренность придумал Бард, чтобы освободить Джека и заполучить его в ученики. Отец держал кур, голубей, гусей, тридцать овец, а мать хозяйничала на пасеке и в огороде, где росли целебные травы. Летом сажали овес, бобы и репу. Куда тут еще и коровы-то?

— Пега — очень ценная рабыня, — изрек вождь.

— Пега — та еще уродина, да и ростом не вышла. Удивляюсь, как это в ее руках молоко не скисает.

— А вот и не скисает — напротив, превращается в отменные желтые сыры, — ухмыльнулся вождь.

Они еще и торгуются, как будто речь идет об овце!.. Джек был в таком возмущении, что даже язык прикусил, опасаясь наговорить лишнего. Мальчуган поднял взгляд: Бард пристально наблюдал за ним.

— И на вид — сущий заморыш. Будь я коровой, я б пинком выкинул ее из стойла, — хмыкнул Джайлз Хромоног.

— Она их одним взглядом унимает, так же как и пастушьих собак, — отвечал вождь.

— Джайлз, у нас нет места для коров, — напомнила мать.

Значит, мама об этой затее тоже ничего не знает, понял Джек.

— Молчи, — отмахнулся отец. — Даю тебе за девчонку пять серебряных пенни.

— Пять! — вознегодовал вождь. — Да умелые руки Пеги стоят по меньшей мере пятьдесят.

— Пятьдесят — за хворую малявку? Скажешь тоже!

— А ты рожу ее видел? Она же вся в оспинах! Ей теперь великий недуг не страшен. Давай я ее позову — своими глазами убедишься!

— Отец… — робко произнес Джек.

— Молчи. У доильщиц обычно с легкими неладно. Однако, поскольку мы с тобой друзья, я дам тебе десять пенни, — предложил Джайлз Хромоног.

— Отец, покупать рабов — дурно, — проговорил Джек.

В зале повисла гробовая тишина. Все глаза обратились на мальчика.

— Прошу прощения?… — холодно процедил отец.

— Он сказал: «покупать рабов — дурно», — повторила мать.

Джайлз Хромоног вскочил на ноги.

— Как ты смеешь мне прекословить?

— Ну, тихо, тихо, — поспешно вмешался вождь. — Тут у нас есть человек знающий, он нам сейчас все доподлинно обскажет, что хорошо, а что дурно. Брат Айден, ты как считаешь?

«Он же столуется в доме вождя, — подумал Джек. — Он не посмеет перечить хозяину».

Сердце мальчика неистово колотилось в груди, лицо горело. Никогда еще он не бросал вызов отцу открыто, да еще при людях. Джеку отчаянно не хотелось этого делать. Но мальчуган знал, как это ужасно: быть проданным за деньги будто кухонный горшок, чтобы тебя со временем выкинули за ненужностью.

— Рабство — зло, — произнес брат Айден мягко. — Законом рабство не запрещается, как ты сам знаешь, но ты спросил меня, что хорошо, а что дурно. Моих собратьев со Святого острова, тех, что не изрубили на куски, продали в неволю. Да твоих же собственных детей, Джайлз, забрали в рабство, и вернулись они к тебе лишь чудом. И как после этого ты хочешь владеть другим человеком?

Потрескивал огонь в очаге, ветер трепал соломенную кровлю. Отец пристыженно потупился.