— Спасибо вам за то, что показали мне это первой, — выдавила она из себя, вновь обретя способность говорить. — Я… Могу я забрать рисунок?
— Конечно, — миссис Босуэлл протянула ей сложенный пополам лист. — Есть еще кое-что, миссис Треборн. Мне неприятно упоминать об этом…
— Что еще? — вскинулась Андреа.
— Когда я спросила Эвана о том, что значит этот рисунок, он сказал, что даже не помнит, как и когда его нарисовал.
Андреа побледнела.
— Мне нужно идти, — сказала она и, вырвав рисунок из руки учительницы, вылетела из комнаты. Эван поднял голову как раз в то время, когда она выходила. На его лице появилось озабоченное выражение. Посмотрев на миссис Босуэлл, он увидел, что учительница рассматривает его холодным, изучающим взглядом.
Андреа успела дойти до бордюра, прежде чем ее ноги подкосились. Доковыляв до «тойоты», она открыла дверь и рухнула на водительское сиденье. Сердце рвалось из груди.
Во рту чувствовался металлический привкус, руки дрожали.
О, Господи, только не это! Разум ее помутился, и ужасные мысли, забытые воспоминания нахлынули потоком, когда страшная догадка поднялась на поверхность ее сознания. Что, если Эван такой же, как и его отец? Неужели он тоже болен? Андреа крепко сжимала в руке рисунок. Мышцы руки свело судорогой. Ей хотелось разорвать листок в клочки и уничтожить его. И что тогда? Даже если бы она это и сделала, изображение все равно останется в ее памяти, так же как и страх перед тем, что это могло значить.
Она попыталась вставить ключ в замок зажигания, но не смогла: мокрый от пота кусочек металла выскользнул из ее руки и упал на пол. Она медленно положила руки на руль и приказала себе успокоиться. Прошло добрых десять минут, прежде чем она смогла завести машину и поехать дальше.
Глава вторая
К середине учебного дня Эван уже забыл о неожиданном визите матери и после обеда с удвоенным энтузиазмом взялся за работу над своим новым проектом. До Родительского вечера оставалось несколько часов, и Эвану не терпелось побыстрее закончить.
Он с удовольствием осмотрел свой шедевр. Из бумаги, клея, краски и сухих макарон на глазах рождался образ семейной идиллии.
Эван подумал и отказался от идеи добавить к картинке блестки. Блестки — это для девчонок.
Он не заметил взгляда, которым на него посмотрела миссис Босуэлл, проходя мимо. Прищурив глаза, она пыталась найти в его поведении признаки, выдающие возмутителя спокойствия. Сьюзан Босуэлл работала учителем с тех пор, как ей исполнилось двадцать, и была на своем месте. Она научилась распознавать испорченных детей за милю, словно внутри нее срабатывал тревожный сигнал, что позволяло ей пресекать многие шалости. Некоторых из учеников, задир, типа Томми Миллера, или любительниц дергать за косички, вроде Хайди Никсон, она постоянно держала в поле зрения, словно красные флажки. Миссис Босуэлл хорошо знала, как вести себя с такими детьми.
Но все же больше всего ее беспокоили такие, как Эван. Такие дети постоянно исчезали с экрана ее радара. Такие, как он, были умными и внимательными, хотя и не выдающимися, детьми, обычно не вызывающими никаких подозрений. Она вновь вспомнила рисунок Эвана и поежилась. Миссис Босуэлл незаметно посмотрела через плечо мальчика на его новое творение и немного расслабилась. Картинка была простой и милой. Обычная поделка ребенка его возраста, не имеющая ничего общего с последним рисунком. Учительница прекрасно знала, что миссис Треборн воспитывала сына одна, что отец Эвана несколько лет не жил с ними, и решила поговорить с матерью мальчика на сегодняшнем Родительском вечере с глазу на глаз в надежде докопаться до истины. Не исключено, что этот рисунок был проявлением его психологических проблем, подумала она, а может, Эван просто увидел что-нибудь похожее по телевизору.
Как бы то ни было, она надеялась, что ничего подобного больше не повторится.
Учительница оставила Эвана и вышла из классной комнаты, чтобы принести еще несколько баночек краски.
Эван что-то ловко вырезал из листа коричневой бумаги, высунув кончик языка. Когда он сдул обрезки, стало ясно, что это силуэт собаки. Капнув на него клеем, Эван прилепил фигурку к большому зеленому холму, служившему картинке фоном. Работа закончена. Туда же были добавлены улыбающееся солнышко и еще две вырезанные из бумаги фигурки, одна из которых была самим Эваном в его любимой футболке с Бэтмэном, а другая — его мамой с волосами из макарон.
От работы его отвлек девчоночий смешок.
— Что такое? — спросил он, подняв взгляд на Кейли.
Она указала на его лицо.
— Твой язык.
— А что с ним?
— Ты всегда его высовываешь, когда что-нибудь делаешь. Забавно, — она показала, как именно он это делает.
Эван пожал плечами:
— Наверное.
Он посмотрел на картинку, над которой трудилась Кейли. Рядом над своей картинкой работал ее брат, то же самое делал Ленни. Картинки Томми и Кейли были практически неотличимы. На каждой из них были мальчик и девочка рядом с высоким папой и стоявшей поодаль одинокой фигуркой мамы. Эвану показалось, что мама выглядит очень печально, стоя отдельно от всех, но он ничего не сказал. Андреа просила не обсуждать развод в семье Миллеров. Ленни, закончив свою работу, со счастливой улыбкой поднял над головой рисунок, показывая его остальным детям.
— Я закончил. Я сделал томную семью.
Томми фыркнул:
— Чего? Что это значит?
Он ткнул указательным пальцем в рисунок Ленни.
— Папа говорит, что это так называется. Когда у тебя есть мама, папа и брат или сестра, тогда это томная семья.
Ленни нахмурился. Эван улыбнулся.
— Наверное, он имел в виду атомную маленькую семью. Как атомная бомба.
Томми зло засмеялся:
— Ха-ха! У Ленни радиоактивная семья!
— Неправда! — надулся Ленни. Он посмотрел на рисунок Томми. — Ты приклеил маму слишком далеко. У миссис Босуэлл есть еще много макарон и клея, если ты хочешь переделать.
— Ты такой придурок! — сразу помрачнел Томми.
— Мама живет далеко от нас, но иногда она к нам приезжает, — сказала, отвернувшись, Кейли.
— Если… если я такой придурок, — начал Ленни, собирая в кулак всю свою храбрость, — почему тогда моя мама меня не бросила?
Брат Кейли покраснел и, закричав, схватил рисунок Ленни и разорвал его идеальную семью на две половинки. Ленни покраснел и расплакался.
— Эй! — крикнул Эван. — Зачем ты это сделал?
— Маленький толстячок плачет и хочет к мамочке, — пропел, убегая, Томми.
Эван подобрал порванный рисунок и подошел к сидевшему на полу и всхлипывающему Ленни.
— Да ладно тебе, Ленни, — начал он. — Все не так ужасно… Даже твою маму немного видно.