Он встает и выходит из-за стола, мы тоже вскакиваем с места. Пребывание в суде ничем не отличается от пребывания в церкви. Встаешь, садишься, смотришь вперед, ожидая наставлений…
К нашему столу подходит адвокат Зои.
— Анжела, — говорит Уэйд, — я хотел бы сказать, что рад тебя видеть, но врать грешно.
— Прости, что не все прошло так гладко, как ты рассчитывал, — отвечает она.
— Все прошло просто отлично, спасибо тебе большое.
— Возможно, вы все так думаете в Луизиане, но, поверь мне, здесь тебя прихлопнут как муху, — говорит адвокат.
Уэйд склоняется над книгами, которые принесла помощница Бена Бенджамина.
— Дорогая, скоро проявится истинная сущность этого судьи, — обещает он. — И поверь, она не будет радужной.
Фонограмма 1 «Ты дома» Фонограмма 2 «Дом на улице Надежды» Фонограмма 3 «Бегущая от любви» Фонограмма 4 «Последняя» Фонограмма 5 «Выходи за меня замуж» Фонограмма 6 «Вера» • Фонограмма 7 «Русалка» Фонограмма 8 «Обычная жизнь» Фонограмма 9 «Там, где ты» Фонограмма 10 «Песня Самми»
Зои
Люси рисует русалку: у нее длинные спутанные волосы, хвост свернут кольцом в углу плотной желтоватой бумаги. Я заканчиваю петь «Ангела», откладываю в сторону гитару, но Люси продолжает наносить последние штрихи — ленту из морских водорослей, отражение солнца на воде.
— Ты отлично рисуешь, — одобрительно говорю я.
Она пожимает плечами.
— Я сама придумываю татуировки.
— А у тебя есть татуировки?
— Если бы я сделала себе хоть одну, меня тут же вышвырнули бы из дома, — признается Люси. — Один год, шесть месяцев и четыре дня.
— И тогда ты сможешь сделать себе татуировку?
Она поднимает на меня глаза.
— В ту же секунду, когда мне исполнится восемнадцать.
После нашего «барабанного» урока я поклялась никогда не заниматься с Люси в кабинете для детей с особыми потребностями. Вместо этого Ванесса сообщает мне, какие кабинеты свободны (кабинет французского языка — класс уехал на экскурсию, кабинет рисования — класс отправился в актовый зал смотреть фильм). Например, сегодня мы встречаемся в классе здоровья. Вокруг нас «вдохновляющие» плакаты: «ЭТО ТВОЙ МОЗГ, ЗАТУМАНЕННЫЙ НАРКОТИКАМИ». Или «ВЫБРАВ АЛКОГОЛЬ, ТЫ ПРОИГРАЛ». И беременная девочка-подросток: «НЕТ БУДУЩЕГО, НЕТ ВОЗВРАТА».
Мы занимаемся анализом слов песни. Я раньше занималась подобным на групповых занятиях в доме престарелых, потому что это заставляет людей взаимодействовать друг с другом. Обычно я начинаю с того, что называю песню, часто им не известную, и прошу догадаться, о чем она. Потом я ее пою и спрашиваю, какие слова и фразы больше всего им запомнились. Мы обсуждаем индивидуальную реакцию человека на слова песни, и в конце я спрашиваю, какие эмоции вызвала эта песня.
Поскольку я считала, что Люси не захочет открыться словами, я прошу ее нарисовать свою реакцию на песню.
— Удивительно, что ты нарисовала русалку, — заметила я. — Обычно ангелов под водой не изображают.
Люси моментально ощетинивается.
— Вы говорили, что здесь нет правильных или неправильных ответов.
— Верно.
— Наверное, я могла бы нарисовать одного из этих наводящих тоску животных, как в рекламе американского общества защиты животных…
Этот рекламный ролик крутили уже несколько лет: умирающие щенки и котята с грустными глазами, а на заднем фоне звучит эта песня.
— Знаешь, Сара Маклаклан сказала, что это песня о клавишнике из «Смешинг Пампкингз», который умер от передозировки героина, — говорю я. Я выбрала именно эту песню, потому что надеялась, что она даст толчок и девочка заговорит о своих предыдущих попытках самоубийства.
— Тоже мне новость! Поэтому я и нарисовала русалку. Она одновременно плывет и тонет.
Иногда Люси выдает такое, что я даже не знаю, как реагировать. Я диву даюсь, почему Ванессе и другим школьным психологам взбрело в голову, что девочка дистанцируется от окружающего мира. Она не сводит с него жадных глаз и знает его лучше многих из нас.
— А тебя когда-нибудь посещали подобные чувства? — спрашиваю я.
Люси вскидывает голову.
— Например, вколоть себе побольше героина?
— И это в том числе.
Она украшает русалочьи волосы, игнорируя мой вопрос.
— Если бы вам предоставили выбор, как бы вы предпочли умереть?
— Во сне.
— Так все говорят. — Люси закатывает глаза. — А если не во сне, то как?
— Это очень опасный разговор…
— Как и беседа о самоубийстве.
Я киваю, признавая ее правоту.
— Быстро. Как во время расстрела. Я бы не хотела ничего чувствовать.
— Авиакатастрофа, — говорит Люси. — Человек практически превращается в пыль.
— Да, но представь, каково прожить эти несколько минут, зная, что падаешь.
Раньше мне снились кошмары с авиакатастрофами. Что я не смогу быстро включить телефон или не будет сигнала, и мне не удастся оставить Максу сообщение, что я его люблю. Я, бывало, представляла его сидящим после моих похорон у автоответчика, слушающего молчание и гадающего, что же я пыталась сказать.
— Я слышала, что и тонуть не так уж страшно. Человек теряет сознание, потому что нечем дышать, а потом уже происходит все самое страшное. — Она смотрит на рисунок, на свою русалку. — С моим везением я смогу дышать под водой.
Я смотрю на девочку.
— А разве это так плохо?
— А как русалке покончить с собой? — задумчиво произносит Люси. — Задохнуться от кислорода?
— Люси! — Я жду, когда она посмотрит мне в глаза. — Ты до сих пор думаешь о самоубийстве?
Она не превращает вопрос в шутку. Но и не отвечает на него. Начинает рисовать узоры на русалочьем хвосте — завитушки чешуи.
— Знаете, какой злой я иногда бываю? — говорит она. — Потому что злость — это единственное, что я еще в состоянии чувствовать. Порой мне просто необходимо испытать себя, чтобы удостовериться, что я все еще существую.
Музыкальный терапевт — профессия-гибрид. Иногда я играю роль артиста-затейника, иногда врача. Иногда психолога, а иногда я просто жилетка, в которую можно поплакаться. Искусство моей работы заключается в том, чтобы знать, когда и кем необходимо быть.
— Возможно, есть другие способы испытать себя? Чтобы проверить ощущения? — спрашиваю я.
— Например?
— Ты могла бы писать музыку, — предлагаю я. — Для многих музыкантов песня — способ выразить все то, через что им приходится проходить.
— Я даже на казу
[19]
играть не умею.