– А этому упражнению – с соединенными пальцами – Соколов
научил меня гораздо раньше, – сказала Ксеня, проведя пальцем по
изуродованному уху кота. – Кажется, он сам его придумал. Мне очень
хотелось повторить его после нашего разговора тем февральским утром, но я не
стала. А потом сделала вид, как будто Антон Павлович мне ничего не говорил.
Вскоре его уволили, он умер, а я ушла с работы. Вот и все.
– А что с тем человеком, который сбил Чудинова? –
напряженно спросил Макар. – Соколов еще что-нибудь говорил про него?
– Я точно знаю одно: он его узнал. Потому что Антон
Павлович, вспоминая о том происшествии, сказал, что они с сестрами решили так:
сестры сами поговорят с водителем, расскажут ему правду о том, что случилось.
Он еще добавил, что был не в силах смотреть этому человеку в лицо.
– Он не боялся, что водитель его выдаст?
– Нет, вовсе нет. Антон Павлович хотел снять груз с
совести водителя – ведь тот не видел, отчего Чудинов вылетел на дорогу. Только
он собирался сделать это чужими руками. И знаешь, насчет друзей Антона
Павловича… Я была не права, когда сказала, что их совсем не было. Он ведь
переписывался с той семьей, которая поддержала его после гибели Чудинова.
Каждый месяц опускал в ящик письмо – я хорошо помню, как он говорил, что его
поддерживает эта переписка, хотя ни разу не виделся с сестрами после того
случая. По-моему, Антон Павлович больше никогда не возвращался в Тихогорск,
даже на один день.
– А ты больше никому не рассказывала об этой истории?
– Что ты! Нет, конечно!
– Значит, – заключил Макар, – это сделал
кто-то другой.
Ксеня хотела о чем-то спросить, но он жестом остановил ее,
встал и прошелся по комнате. Кот открыл глаза и принялся следить за Илюшиным.
– Все равно не понимаю… – пробормотал
Макар, – если водителю обо всем сообщили, то для чего понадобилось столько
лет спустя… Стоп.
Он замер, щелкнул пальцами, перевел взгляд на девушку.
– Когда я сказал тебе, где остановился, ты упомянула,
что у тебя рядом с домом Шестаковых живет клиент. Я тогда не придал этому
значения…
– Его зовут Яков Матвеевич, – подтвердила
Ксения. – Я приезжаю к нему два раза в неделю, делаю массаж, потому что у
него…
Она осеклась, увидев, как изменилось лицо Илюшина.
– Как давно? – быстро спросил Макар, наклоняясь к
девушке и схватив ее за плечи. – Когда ты в первый раз приехала к старику?
– Кажется, чуть больше недели назад… Может быть, десять
дней. Макар, мне больно!
Илюшин сам не заметил, как сильно сжал пальцы на ее плечах.
Отпустив девушку, он отошел на шаг назад, и взгляд его застыл на Люцифере.
– Чуть больше недели назад… – повторил он
медленно. – А первый раз на тебя напали… Точно! Все совпадает.
– Что совпадает? Объясни мне!
Илюшин открыл рот, но тут в комнате громко зазвонил телефон.
Ксеня от неожиданности вздрогнула, затем схватила трубку.
– Алло! Да, это я…
Макар, присев на кровать возле кота, не слушал ее разговор.
Версия, вспыхнувшая в его голове, объясняла почти все случившееся, но для
подтверждения ее Илюшину катастрофически не хватало фактов. Однако в нем в
полный голос заговорила интуиция, а вслед за ней появилось убеждение, что его в
очередной раз хитроумно провели. Версия была странной – более того, она была
дикой, но узел связывался прочный и так же легко развязывался, стоило только
представить, что…
Вскочив, Илюшин схватил со стола лист бумаги, карандаш и, не
обращая внимания на что-то спрашивавшую у телефонного собеседника Ксеню,
принялся набрасывать на листе человечков, соединяя их стрелками. Следом на
рисунке появилась река, по берегам которой из сугробов выглядывали искривленные
лица, над рекой возник дом, а возле дома – дерево, на ветках которого висели
маленькие фигурки, похожие на кукол. Все линии сходились возле одного
человечка, рядом с которым была нарисована условная собака.
Закончив, Макар некоторое время смотрел на лист бумаги,
понимая, что рисунок сложился. Затем ударил карандашом в одну из точек, и
карандаш, проткнув бумагу насквозь, вышел с обратной стороны.
«Значит, вот как все было…»
– Макар, – позвала Ксеня, закончив
разговор. – Макар, ты не поверишь!
Илюшин обернулся, мысленно оставаясь с нарисованными им
персонажами, которые крутились вокруг дома, плыли в реке, висели на ветках
деревьев, но в одной-единственной точке их судьбы завязывались вместе,
превращаясь в черное пятно.
– Что?
– Звонили из милиции. Кажется, они нашли человека,
который на меня напал.
Илюшин вскочил.
– Как?!
– Следователь говорит, мальчишка играл на свалке и
нашел биту. Он притащил ее домой, похвастался родным, а у него родной дядя
работает оперативником в Ленинском районе и слышал о нападении на меня. Он
принес биту в отделение, и с нее сняли отпечатки пальцев. Исключили мальчика,
его родных, и остались отпечатки пальцев какого-то депутата…
– Да, – без выражения сказал Макар. – По
фамилии Рыжов.
Ксеня замолчала.
– Ты слышал наш разговор? – с недоверчивым
изумлением спросила она наконец.
Илюшин покачал головой.
– Рассказывай дальше.
– Рыжов… – повторила Ксения. – Его отпечатки
были в картотеке, потому что он много лет назад проходил по какому-то делу.
Когда ему показали биту, он сказал, что ее возит в машине его водитель. Рыжов
перекладывал ее с места на место, когда она попадалась ему под ноги и мешала,
отсюда и отпечатки пальцев. Водителя зовут Дмитрий Перелесков. Я никогда не
слышала этого имени.
– Ты и не должна была его слышать.
Илюшин еле сдержался, чтобы не выругаться.
– Все сходится! Черт возьми, нужно же было оказаться
таким самоуверенным болваном…
– Объясни мне, что сходится!
– Потом. Чуть позже.
Макар наклонился и поцеловал ее.
– Я доеду с тобой до отделения, а потом уйду – мне
нужно кое-что закончить. После этого, надеюсь, смогу ответить на все твои вопросы.
Он шел по улице, растопырившей навстречу ему из палисадников
длинные руки с листьями – зелеными, влажными, просвечивающими на солнце,
роняющими на асфальт бегущие тени, – и скользил по листьям рассеянным
взглядом. Зеленый, ярко-зеленый, изумрудный, оливковый, густой до синевы,
светло-зеленый, переходящий в нежную желтизну к кончику листа… Макар заставлял
себя обозначать оттенки, потому что мысли его постоянно возвращались к одному и
тому же воспоминанию, и он изо всех сил пытался от него отвлечься.
Но воспоминание никуда не уходило. Самое плохое было не в
нем, а в том, что Илюшин почти успешно обманул самого себя, сказав, что нашел
убедительное объяснение произошедшему. Но за последний час объяснение
растворилось, как будто Макар ничего и не находил, и он остался один на один с
крайне неприятным для себя фактом. Который заключался в том, что Илюшин себе
соврал и сам знал об этом.