Сломанный бог - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Зинделл cтр.№ 70

– Это большое горе, – провозгласил Бардо. – В смерти Педара есть доля горькой иронии, но никто не повинен в ней, кроме него самого.

– Шанти, – прошептал Данло. – Ми алашария ля шанти.

Хануман по-прежнему не сводил глаз с Педара, и в его светлых глазах не было ни обвинения, ни жалости – ничего, кроме смерти.

– По-моему, он даже себя самого ненавидел, – тихо сказал он. – Теперь ему хотя бы себя терпеть не придется.

Бардо вздохнул и подошел к Данло, нагнувшись так, чтобы тот лучше слышал.

– Нам с тобой надо поговорить, Данло ви Соли Рингесс. Может быть, завтра или послезавтра. – Потом он еще раз посмотрел на лестницу Дома Погибели и промолвил: – Ох, горе.

Двое кадетов-резчиков пришли с салазками и забрали тело Педара. Арпиар Погосян и его друзья принесли ведра и тряпки, чтобы отмыть с пола кровь – эту работу они не могли поручить первогодкам. Бардо напомнил послушникам, что на следующий вечер в Святыне состоится заупокойная служба, и отправил всех спать.

Данло в ту ночь больше уже не уснул. Лежа под мягкими, как снег, простыней и одеялом, в черной давящей тишине спальни, он повторял про себя слова мастера Бардо: «Никто не повинен в его смерти, кроме него самого». Но Данло думал по-другому. Ему казалось, что он один из всех послушников, резчиков и мастеров знает истинную причину гибели Педара.

Шайда – путь человека, убивающего других людей.

Однажды, в такую же злую ночь, дожидаясь, когда на лестнице послышатся шаги Педара, он представил себе, как Педар оступается и падает – падает, будто камень в черный ледяной океан. Он пожелал ему смерти. Между тем издавна известно, что песнь, звучащая в сердце, всегда отзывается во внешнем мире. Один-единственный раз он нарушил ахимсу, мысленно пожелав Педару зла, – и вот теперь тот мертв.

Шайда – крик человека, потерявшего душу.

Данло долго плакал в темноте, радуясь, что Хануман спит и не видит, как содрогается от рыданий его одеяло. Хануман спит и неспособен разделить с ним боль. Но долгое время спустя, уже перед рассветом, Хануман тоже стал плакать во сне и бормотать:

– Нет, отец, нет, пожалуйста, не надо!

– Хану, Хану. – Данло встал с постели, склонился над потным перекошенным лицом Ханумана и зажал ему рот. – Шанти, успокойся – ты всех перебудишь.

Как видно, смерть Педара и Хануману причиняет страдания. Данло, босой, стоял над ним в пронизанной сквозняком комнате и слушал, как воет ветер, ударяя в клариевые окна.

Их дребезжание почти заглушило приглушенные крики Ханумана. Данло потрогал теплый лоб друга – его собственный из-за раны горел огнем – и понял в глубине души, что заблуждается.

Хануман страдает не из-за Педара, а из-за него, Данло. Анашайда, извращенные любовь и сострадание – вот о чем кричало Данло всего его существо.

– Ш-ш-ш! – прошептал он, прижимая ладонь к губам Ханумана. – Шанти, брат мой, усни.

Что такое язык, если не зеркало реального мира, позволяющее нам снабжать определениями, обсуждать и понимать события, элементы и связи этого мира? И если рассматривать математику как усовершенствованный вариант естественных языков, как кристаллизацию языковых метафор, концепций и связей в систему символов большой логической тонкости – то что такое математика, как не постоянное полирование этого зеркала?

Мне хотелось бы остановиться на этом полировальном процессе и на его цели. Я придерживаюсь мнения, что мы должны вникнуть во все тонкости языка, постигнуть глубочайшие законы его логики и стать истинными мастерами Слова. Изучив все связи, существующие между вещами, мы сможем превратить языковые метафоры в бесчисленное количество новых связей и форм. Только тогда мы получив возможность создать новую математику.

Только тогда мы сможем сделать наше словесное зеркало безупречным и таким образом сконструировать поистине универсальную, вселенскую грамматику.

Из дневника Омара Нарайямы

Согласно канонам Ордена, Педара Сади Саната должны были похоронить в ледовой могиле вместе с другими почившими послушниками на главном кладбище Борхи. Но у Педара имелись родственники в трущобах Квартала Пришельцев, и все они – родители, дядья, тетки и кузены – были хариджанами. Они забрали тело Педара, чтобы подвергнуть его сожжению, сопроводив это одной из своих тайных варварских церемоний. Кроме того, они подали официальное прошение с требованием более тщательного расследования обстоятельств смерти Педара. Как хариджаны, они, разумеется, не имели права ничего требовать, однако обладали реальной силой, с которой считались во всей вселенной. Они могли взбунтоваться и причинить увечья самим себе, сочтя, что с ними поступают несправедливо. Известны были случаи, когда хариджаны в общественных местах наподобие Хофгартенского Круга обливали себя маслом сиху и поджигали. Это делалось с целью вынудить руководителей Ордена дать им какие-то привилегии. Члены этой секты, допускающей подобное изуверство, повсеместно рассматривались как отребье человечества. В Городе они селились ради дешевых наркотиков и легкого доступа в виртуальные компьютерные пространства. Как ни странно, Бардо Справедливый, полагавший, что большинство людей стоит ниже него в социальном, моральном и интеллектуальном отношении, питал к хариджанам необъяснимую симпатию. Горе горькое, как выразился бы сам Бардо. Хариджаны в своей петиции обвиняли его в пренебрежении своими обязанностями, и ему пришлось оправдываться за свои действия (или отсутствие таковых) перед Коллегией Главных Специалистов. Поэтому в дни, последовавшие за трагедией в Доме Погибели, он был слишком занят, чтобы увидеться с Данло.

– Я уже пять раз был в Святыне, – пожаловался Данло как-то перед сном Хануману. – Мастера Бардо никогда нет на месте. Как же я узнаю правду о своих родителях, если его нет?

– Ты сын человека, ставшего богом. – Хануман сидел на своей койке, расставив на доске шахматные фигуры, и играл сам с собой, против себя самого. Казалось, что игра поглощает его целиком. После смерти Педара он держался рассеянно, но сила его духа на свой потаенный, страдальческий лад проявлялась еще ярче. – Твой отец Мэллори Рингесс – что еще тебе нужно знать?

Данло склонил голову, вспоминая, как хоронил своих соплеменников в снегу над пещерой деваки, и ответил:

– Все.

– Ты имеешь в виду свой народ? Деваки?

– Да.

– Ты не должен винить своего отца за то, что случилось с ними.

– Я… не хочу его винить.

– И себя ты не должен винить за то, что случилось с Педаром.

Данло вскинул голову.

– Уж слишком хорошо ты меня знаешь.

– Упасть было его судьбой. Это просто несчастный случай.

– Хариджаны в это не верят.

– Верить или не верить – их дело.

– Насколько я слышал, кое-кто из главных тоже не верит в несчастный случай.