Хранитель времени - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Зинделл cтр.№ 65

– Как я люблю лохматый мясистый хвост Сабры! – сказал он, сделав вид, что давится. – Меня радует твоя уверенность в том, что это волчье мясо. Но я должен спросить у тебя одну вещь. – Лиам с деланной грустью посмотрел на Сейва и снова повернулся к Олину. – Разве у волка серая шерсть? Мне встречались только белые; может быть, Шарайлине известна другая порода?

Олин пнул тушу ногой.

– Он белый, а серым кажется из-за тусклого света.

– Он серый, как собака, – гнул свое Лиам.

– Нет, – вступился за брата Аурай, – он белый. Он посерел от грязи и морской соли.

Лиам, мнивший себя забавником, внезапно плюхнулся на четвереньки, запрокинул голову и залаял.

– Это собака, – заверил он, перевернувшись на спину. – Вы собрались съесть собаку.

Я смотрел на представление, продолжая обстругивать двумя кремнями копье. До меня уже дошло то, что следовало сообразить с самого начала: Олин с братом разобрали каменную пирамиду, которую Бардо и я нагородили над мертвым вожаком моей упряжки. То, что валялось у хижины Олина, было останками Лико.

– Собачатина! – не унимался Лиам. – Шарайлина охотится на собак!

Олин, настаивая на том, что это волк, собрался откромсать от туши кусок, но тут подошел я и подтвердил:

– Это собака. – Я рассказал, как талло убила Лико и как мы с Бардо похоронили его. – Не режь его – он был храбрым и верным, и есть его не годится.

К этому моменту все племя повылезло из хижин и окружило нас. Миловидная Сания, держа у груди свою новорожденную дочку, сказала:

– Не годится, когда матери голодают и молоко у них сохнет, как лужица на солнце. Мэллори забывает, что мясо есть мясо – оно не бывает ни храбрым, ни верным.

Лиам все это время валялся на спине, смеялся и гавкал.

– Надеюсь, шегшей скоро выйдет на наши копья, – вставил он, – иначе мы все станем мясом для голодной Шарайлины.

Этого Олин уже не выдержал. С бранью потрясая своим длинным кремневым ножом, он обрушился сверху на Лиама. Его колени вышибли воздух у Лиама из груди.

– Осторожно, нож! – крикнул кто-то.

Олин по непонятной для меня причине бросил нож, и они начали бороться. Лиам ухитрился захватить руку Олина и нацелился ему в глаза своими длинными когтями. Я был уверен, что он сейчас запустит пальцы в глазные яблоки и ослепит противника. Когда-то Олина изувечил медведь – мне было тошно смотреть, как теперь его увечит недалеко ушедший от медведя Лиам.

– Не трогай глаза! – заорал я, покрепче уперся в снег ногой и двинул Лиама в висок тупым концом своего копья. Он откатился от Олина, держась за голову. Кровь, просачиваясь между пальцами, стекала в густую золотистую бороду. Обругав меня и плюнув мне под ноги, он крикнул:

– Ты что, не можешь отличить игру от смертоубийства? Мозги у тебя размягчились, как тюлений жир – так оно и бывает у тех, кто спит с сестрами. Может, Катарина высосала у тебя все мозги заодно с семенем?

Кажется, я чуть не убил его тогда. На глазах у Олина, Юрия и всего племени я поднял копье над головой, взявшись за кожаную накладку древка. Я смутно сознавал, что Бардо, Жюстина и моя перепуганная мать тоже смотрят на меня из-за спин пораженных деваки. Нацелившись Лиаму в горло, я увидел Катарину, стоявшую прямо передо мной между двумя манвелинскими женщинами. Она смотрела на меня без всякого стыда, точно заранее знала, что я его не убью. Я вынес руку вперед и ощутил внезапное сопротивление – мне показалось, что я пытаюсь вырвать с корнем осколочник. Множество рук вцепилось в древко, и кто-то вырвал у меня копье. Я обернулся – это был Соли. Он держал копье, как дохлую рыбу, крепко стиснув побелевшие губы, и на лбу у него пульсировала толстая вена.

Юрий вышел вперед, взял у него копье и переломил через колено. Впившись в меня глазом, горящим, как ракетный маяк, он сказал просто:

– Ты забыл, что мы не охотимся на людей. – Потом повернулся и увел свою семью обратно в хижины. Один, почесав обезображенную щеку, сказал мне:

– Это только игра такая. Зачем, по-твоему, я бросил нож? Лиам никогда бы не ослепил своего брата! – Он посмотрел на половинки копья, лежащие на снегу, рассмеялся нервно и ушел, повторяя: – Это только игра.

Соли стоял на месте и сверлил меня взглядом, неподвижный, как дерево. Катарина, кивнув нам, ушла в нашу хижину. Мать, Бардо и Жюстина последовали за ней. Мы с Соли остались одни посреди окутанной сумраком пещеры.

Я начинал думать, что он никогда уже не пошевельнется и не заговорит, но тут он прошептал:

– Откуда, пилот? Откуда в тебе это буйство? Скажи, сделай милость. – Ногой он затоптал копье в снег. – Зачем ты творишь эти глупости раз за разом?

Я потупился, прикусив губу.

– Зачем?

– Не знаю, – честно ответил я.

– Ты опасен, пилот, – я всегда это знал. А теперь, после этого случая, наша экспедиция и все, что мы здесь делаем, тоже становится опасным, не так ли?

– Возможно.

– Да – слишком опасным, чтобы здесь оставаться. Будем надеяться, что Катарина собрала достаточно образцов, потому что дальнейший их сбор нежелателен. Завтра мы радируем в Город, чтобы за нами прислали ветрорез, распростимся – и на этом конец.

– По-твоему, это так необходимо – уползать в Город неподобие побитых собак? – Не знаю, зачем я это сказал – возможно, просто из чувства противоречия. По правде говоря, мне не терпелось вернуться в Город и вновь заняться такой прекрасной, хотя и не имеющей смысла, математикой.

Соли очень разозлился, услышав это, – мне показалось, что кровяной сосуд у него в глазу вот-вот лопнет и он ослепнет.

– Да, необходимо, – шепотом ответил он и произнес запретное слово: – Я так решил. Завтра мы уезжаем.

Он потер глаза и ушел, а я остался стоять, размышляя, откуда во мне это буйство и почему я совершаю одни только глупости.

Искусство ценнее артефакта, память ценнее всего.

Поговорка мнемоников

На рассвете следующего дня Рейналина, Еленалина и Шарайлина уложили свои длинные дорожные нарты. Аурай, Юлита и их дети – Вишне, Намилей и Эмили Младшая – завязывали крепежные ремни и запрягали собак неохотно, точно сомневаясь, разумно ли они поступают, уезжая в самый разгар бурь средизимней весны. Однако Олин и главы других семей были непреклонны. Объясняя причину своего отъезда на западные острова, они ссылались на голод и недостаток дичи, но не только на это.

– Мы поедем на Саверсалию, – объявил Олин. – Там патвины накормят нас жирной и сочной мякотью мамонта, и люди там не поднимают копья друг на друга.

Юрий, в нижней одежде из поношенных шкур, сказал, печально качая головой:

– Плохой это день для деваки. Почему ты думаешь, что у наших родичей на Саверсалии есть мясо, чтобы поделиться с вами? Может быть, они не станут угощать вас мякотью мамонта; может быть, они примут вас не с тем радушием, с каким деваки принимают деваки.