Но Юленька не реагировала. Реакции — привилегия живых организмов. Пальцы девушки больше не дрожали, плечи не сутулились. Она надела пальто и впервые за последние месяцы посмотрела не на отражение своего живота, а на выражение лица. Спокойное лицо, только бледное. Что ж, обычное состояние для тех, кто отмучился. О чем еще она могла подумать? Что еще ей стоило сказать? Ничего. Разве что только… И в зеркало полетело холодное, равнодушное обвинение:
— Дура ты, Юль!
9
Марта лежит на спине, извернувшись самым немыслимым образом. Задние лапы то и дело рефлекторно вздрагивают и вытягиваются, передние согнуты и прижаты к груди. Закинутая назад морда непроизвольно скалится, глаза закрыты, нос хрюкает и сопит — собака сладко храпит, развалившись посередине комнаты и занимая собой все свободное пространство. Конечно, однокомнатная и совсем негабаритная квартира Артема категорически не предназначена для содержания восточно-европейской овчарки, но раньше Марта в этих «хоромах» проводила не так уж много времени, а для ночлега хорошему псу и конура сгодится. Но теперь… Теперь Артем с тоской наблюдает, как лапы ежесекундно постукивают по дверце шкафа, а довольно ворчащий нос практически упирается в ножку дивана, стоящего с противоположной стороны. Отложив газету и свесившись с кушетки, Артем, как обычно, делится с собакой невеселыми мыслями:
— Маловата у тебя территория, дружок. Что верно, то верно.
Мгновенно проснувшийся хвост отбивает быстрый, громкий ритм по ламинату.
— Сегодня, Марта, лучше не стучи! Ругаться будут.
Ругаться Артему совсем не хочется. От одной мысли о возможной встрече с соседкой снизу и без того плохое настроение портится окончательно. Друзья неоднократно советовали ему обзавестись ковром, чтобы усмирить гнев весьма нервной особы, постоянно вызывающей участкового потому, что «из-за этой ужасной собаки у нее качается люстра, сыплется штукатурка, болит голова, дети не могут делать уроки, а муж скоро начнет заикаться. Ведь он — несчастный — вздрагивает каждый раз, когда слышит этот ужасный лай». Артем прекрасно понимает, что люстра качается из-за того, что дети носятся по квартире, как сумасшедшие, штукатурка сыплется потому, что потолок давно требует побелки, уроки не выполняются из-за обыкновенной лени, а муж вздрагивает не по причине добродушного лая (кстати, даже не Марты, а спаниеля, живущего двумя этажами ниже), а исключительно из-за недовольных воплей собственной постоянно раздраженной жены. Он все это осознает, но не имеет никакого желания вступать в дискуссии, доказывать невиновность своей собаки и разражаться в ответ на бесконечные претензии соседки ни гневными тирадами, ни жалкими оправданиями. Единственное, в чем он не может себе отказать, — это в теплящемся где-то в глубине души, вполне объяснимом, хоть и не слишком добродетельном человеческом желании все же чем-нибудь досадить этой женщине, частенько отравляющей его существование своими визитами в компании наряда милиции. Конечно, громогласные заявления о постоянном, непереносимом шуме, мешающем ей жить, стражи порядка не расценивают всерьез, но и не реагировать на звонки права не имеют. Поэтому и приходят, и проверяют, и берут под козырек, и произносят примирительным, даже извиняющимся тоном:
— Вы уж потише, гражданин, постарайтесь!
А Артем не способен совладать с зовом души. Оттого и не старается, просто живет своей жизнью: ковров не покупает, извинений за их отсутствие не приносит и собаку в выражении эмоций сдерживать не пытается.
Марта и не сдерживается: продолжает барабанить длинным хвостом по полу, вслушиваясь в негромкий голос любимого хозяина. Через несколько секунд снизу раздается оглушительный грохот: на сей раз в качестве оружия против Артема выбраны гаечный ключ и труба. Марта тут же вскакивает, скалится, предостерегающе рычит, сообщая странному, раскатистому звуку свою готовность защищаться, и, не услышав изменений «в поведении» противника, коротко и грозно лает. В ответ раздается надрывный, истерический вопль:
— Ишь, рычит, гадина! Ты бы еще льва здесь завел!
— Это лев? — Трехлетняя Анютка осторожно заглянула в одеяло, которое Артем приоткрыл, опустившись со своей ношей перед дочкой на корточки.
— Да. Львенок.
— Почему он в одеялке? Сейчас жарко.
— Он маленький, ему холодно.
— Ты его принес насовсем?
— Я его принес пока.
— Он у нас поживет?
— Поживет.
— Мама, папа принес льва! — Довольная Анютка понеслась в сторону кухни.
Лена выглянула оттуда с озабоченным видом, но произнесла, как всегда, иронично и спокойно:
— Мне казалось, обычно львы носят тебя, а не наоборот.
— Этот пока еще слишком маленький. — Артем позволил ей заглянуть в сверток, откуда уже высовывался настороженный нос и два еще подслеповатых желтых глаза.
— Прелесть! — заключила жена и тут же встревоженно спросила: — Отказалась?
— Да. Ты понимаешь, я…
— Я понимаю, понимаю. — Она погладила его по щеке, в очередной раз доказывая, что Артему фантастически повезло со спутницей жизни. Она помнила, как полтора года назад львица Эльвира родила трех котят и отказалась от потомства. Артем еще плохо знал львов, хотя работал уже только с ними. Пудели, несмотря на протесты дрессировщика, отправились в другой город. Там им предстояло стать звездами шоу «Собаки на роликах», а Артему оставалось лишь утешаться воспоминаниями о милых его сердцу собаках и усердно искать общий язык с пока еще не слишком знакомыми хищниками. Неопытность не могла не привести к ошибке, которую должен совершить каждый ученик, чтобы превратиться в мастера. Не избежал этого и Артем. Тогда, после рождения львят, он все ждал, что их мать опомнится, потому и не забрал детенышей сразу же, как только заметил отчуждение. Закончилось это плачевно: на вторые сутки львица съела всех своих котят, и Артем до сих пор корил себя за случившееся. Теперь, когда вновь родившая самка опять проявила холодность к ребенку, он ждать не имел права.
— Один? — кивнула Лена на сверток. Жена дрессировщика обязана знать, что львы обычно приносят несколько детенышей.
— Второй родился мертвым.
Женщина бросила на мужа обеспокоенный взгляд: не переживает ли, не винит ли себя? Кажется, нет. Все в порядке, и она уже весело спросила:
— Куда мы его определим?
— Кого? — вышла в коридор мама Артема.
— Папа принес льва, — объявила и ей Анютка.
— С ума сошел! — схватилась за сердце пожилая женщина. — Тоже мне, Вера Чаплина!
[4]
Ты о семье подумал? Как мы жить будем?
— Так же, как раньше, только вместе с львенком. Кстати, Чаплина держала свою Кинули в коммуналке, и никто из жильцов не возражал, а тут родная мать…