После любви - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Платова cтр.№ 73

– Куда едем?

– Пятнадцатый округ. Ру Конвенсьон. Отель «Ажиэль».

– Мадам впервые в Париже?

Если я скажу «да», хитрый араб повезет меня кружной дорогой, чтобы стрясти денег по максимуму, без зазрения совести подкрутит счетчик и – в самом финале – оставит бедную туристку без штанов. Три года жизни в Марокко приучили меня не доверять арабским таксистам, не думаю, что их парижские собратья кардинально от них отличаются.

– Я знаю город.

Никто не придумал бы лучшего ответа: ни «да», ни «нет», он не выглядит угрозой, но выглядит предупреждением: «я знаю город, и ты меня не обманешь». Самое печальное, что я не знаю города и вовсе не горю желанием его узнать. Я спокойно могла бы обойтись без него, счастливо прожить жизнь вдали от открыточных видов Champs-Elysees [22] и Esplanade deslnvalides [23] , вдали от дурацкой Эйфелевой башни (ее уменьшенная копия в виде брелка для ключей нисколько меня не впечатлила). Я никогда не мечтала о Париже и не считаю, что фраза «увидеть Париж и умереть» имеет право на существование.

Я не мечтала о Париже. Во всяком случае, эти мечты не так сильны и не так чувственны, как мечты Доминика о Марракеше, Касабланке, Рабате. Приехать сюда с человеком, в которого влюблена, – что может быть пошлее, что может быть банальнее? Приехать сюда к человеку, в которого влюблена, – что может быть самонадеяннее?..

Этот город не принесет мне ничего хорошего. Тотальное одиночество – вот и все, что я чувствую сейчас. Так одинока я не была никогда. Ни в России, ни позже – в Марокко. Отсюда, с другого континента, пряничное королевство кажется мне раем на земле, отсутствие дождей его не портит (трудно представить, что в раю идет дождь), жара и дурные запахи не в состоянии повредить его имиджу.

Я совершенно не представляю себе жизнь в сувенирном Париже. Я не готова к ней – ни в качестве Сашa Вяземски, ни (что гораздо серьезнее) в качестве Мерседес Гарсия Торрес. И у меня нет ничего, что могло бы скрасить пребывание в нем – ни фотографий любимых людей, ни милых сердцу вещиц, копившихся годами; ни шара, внутри которого идет искусственный снег, – проклятый шар я имела возможность лицезреть неоднократно. Он – обязательная деталь каждого второго фильма студии «XX Century Fox» и каждого третьего – студии «United Artists», он призван олицетворять одиночество героя (мой случай), богатый внутренний мир героя (не мой случай) и его способность противостоять невзгодам. Что еще могло бы мне помочь? Талант, расцветший на пустом месте. Но я не умею делать наброски углем и зарисовки черной тушью, вариант litteraires [24] набросков и зарисовок тоже отпадает. В самый последний момент моя «portative» была отдана Сальме. Тащить с собой в Париж еще и пишущую машинку – сущее безумие.

Мне остро не хватает Доминика – с чего бы это?

За неимением Доминика я могла бы довольствоваться Наби и Фатимой, и даже Джумой, братом Фатимы, и даже помешанной на Касабланке Сальмой – с чего бы это?

Я была бы счастлива, окажись рядом со мной Ясин, и даже рыба Ясина – даже рыба! – с чего бы это?..

– У мадам прекрасный загар, – говорит таксист. – Откуда приехала мадам?

– Из Африки.

Звучит как название книги, я видела эту книгу много лет назад, на книжном развале, у метро, где в мартовской жиже валялось оброненное:

«Оставь меня в покое, идиотка!»

«Из Африки». Карен Бликсен. Так звали автора, я запомнила – как запомнила все, что сопутствовало тому вечеру. Возможно, я купила бы книгу, если бы название было чуть более определенным: что означает «Из Африки»?

Привет «из Африки», саванна потрясла меня до глубины души?

Помогите мне вырваться «из Африки»?

«Из Африки» все выглядит совсем по-другому?

«Из Африки» ты вернешься обновленным?

Я никогда не узнаю, чем была эта книга – экзистенциальным путеводителем, дамским романом или пацифистским стенанием об умирающих от голода племенах. Но наверняка в нем был запечатленный на бумаге опыт одной европейки, который она хотела бы передать другой европейке. Чтобы та, другая, беспечно его отвергла. Опыт для того и существует, чтобы быть отвергнутым при первом удобном случае. Ни на что другое он не годится.

– …Из Африки? О-о… Я и сам выходец из Алжира! Мои родители перебрались во Францию в шестидесятых.

– А я довольно долго прожила в Марокко.

– А я не был в Алжире никогда.

– Я могу закурить? Если это не запрещено…

– Конечно, мадам.

Сигареты – сначала одна в два часа, затем две в час, я и не заметила, как втянулась. Перелет из Марракеша в Париж, совсем недолгий по времени, был сущей пыткой – курить на борту запрещается. Все, что угодно – еда, питье, спасательные жилеты, кислородные маски, – но только не сигареты. Сколько еще человек в самолете страдали от невозможности сделать несколько затяжек – три, пять, двадцать?.. К их числу вряд ли относится шумное марокканское семейство, оно окружило меня со всех сторон, вытеснило на периферию, к иллюминатору. Спасаясь от него, я прикрылась журналом; строчки плывут перед глазами, между ними легко просматривается все произошедшее со мной, вплоть до паспортного контроля в марракешском аэропорту: он прошел на удивление гладко, нужного человека я узнала сразу, а он, листая паспорт, даже не взглянул на меня:

Bon voyage, мадам!..

Теперь я в курсе, что будет выбито на могиле безвременно ушедшей беглянки Сашa Вяземски – «bon voyage!», кроссворд в конце журнала – вот что я интуитивно искала все это время. Один лишь его вид приводит меня в трепет: похожий я оставила на стене в камере предварительного заключения в Эс-Суэйре. Белые клетки самолетного кроссворда не заполнены, о счастье!.. С ноющим сердцем я принимаюсь исправлять положение – Фрэнки в обнимку с бритвой; Жюль и Джим, на пару образующие мальтийский крест; негативы и спички, на пару образующие крест из Клиши, темнота в старом форте, открыточный вор, Алекс, заказавший бизнес-ланч в «Ла Скала», прежде чем трахнуть меня.

Я не пропустила ничего.

Несомненное преимущество моего кроссворда – мне не нужно сверяться с описанием слов. Точность, с которой я перенесла все с тюремной стены на бумагу, удивительна. Но остается еще масса незаполненных клеток. Это угнетает меня, и, поразмыслив, я вношу новое имя: Мерседес.

Она вполне достойна того, чтобы быть увековеченной.

МЕРСЕДЕС.

Мерседес – ценное приобретение.

«Мерседес» легко встраивается в Алекса и Фрэнки. В негативы и спички, в форт и темноту; испачканная кровью бритва – ей по руке, испачканное кровью платье – ей к лицу, она может приклеиться к дядюшке Исе, Шамсуддину и даже – к Джиму. Только с Жюлем вышел полный облом, только с Жюлем у Мерседес нет ни одной точки соприкосновения.