– Какое кольцо? – машинально спросил он.
Вместо ответа дочь протянула ему инкрустированную коробочку, в которой Люда держала драгоценности. Одного из больших бриллиантовых колец, полученных когда-то в приданое от скорняка, не было.
– Не понимаю, – растерянно произнес он. – Куда же оно могло деться?
Люда истерически захохотала, пригнув голову к коленям и крест-накрест обхватив себя руками:
– Ха-ха-ха! Нет, я больше не могу! Вы все слышали? Он не догадывается, куда оно могло деться! Привел в дом воровку, спал с ней на моей кровати, а потом удивляется, куда пропала вещь! Ха-ха-ха!
– Замолчи! – закричал он и зашатался. – Замолчи, идиотка!
Марина поднялась с дивана и стала между ними.
– Нет, уж извини, замолчать придется тебе. Сейчас мы решаем. И я хочу поставить тебя в известность, что сегодня утром мы уже поговорили с твоей дрянью, предупредили ее по-хорошему, а завтра, если кольца не будет, мы обратимся в милицию.
– Бог мой! – заревел он. – Повтори, что ты сказала! Вы поговорили? С кем?
Не отвечая, Марина победно поджала накрашенные губы. Он бросился на дочь и со всей силы начал трясти ее за плечи.
– Оставь меня! – злобно вырвалась Марина. – Не смей до меня дотрагиваться! Да, мы с мамой позвонили в Калугу, ей на работу, и предложили вернуть кольцо добровольно!
В глазах у него потемнело, руки и ноги пошли ледяными иголочками.
– Прочь от меня, – прошептал он. – Прочь от меня, вы обе! Не подходите, а то я…
Вдруг он схватил со стола мраморную античную голову.
– Ай! – вскрикнула Люда. – Он нас убьет!
– Прек-рати! – заревела Марина. – Я сейчас «Скорую» вызову!
Он опомнился, поставил голову на место. Губы его прыгали:
– Что вы сказали ей? Как вы посмели, как…
Он не договорил. Маленькая, пухлая, трясущаяся Люда подошла вплотную и изо всей силы неловко ударила его по лицу.
– А ты… Как ты посмел привести ее сюда, в мой дом, на мою постель… Ты обещал… Ты измучил меня, мерзавец! Ты всю кровь из меня выпил! Ни дня, ни единого дня я не была с тобой счастлива! Зачем ты женился на мне? Отвечай! Ну! Зачем? Чтобы получить это?
И она неистово затрясла инкрустированной коробочкой, как африканской колотушкой. В голове его сверкнуло: «Ехать к ней сейчас! Ехать немедленно!»
Вдруг в дверь позвонили. Марина сверкнула на него злыми глазами и пошла открывать. За дверью, запорошенный снегом, в одном пиджаке, стоял зять. При виде Марины его передернуло.
– Возвращаю! – раздув ноздри, театрально крикнул он и бросил ей под ноги бриллиантовое кольцо. – Поиздевался бы подольше, да мараться неохота! Удавитесь же вы из-за стекляшки-то! Смертью кончится! А с меня этих радостей хватит! Сыт по горло! – он провел ребром ладони по горлу и облизнул губы. – Адью! А, кстати, там, в колечке-то, один камень треснутый! Так что брак на браке! Здоровеньки булы!
Круто повернулся и бросился вниз по лестнице, грохоча ботинками. Люда заперлась у себя, Марина у себя. Розовая и голубая двери захлопнулись.
Рано утром он поехал в Калугу. На работе ее не было. Он сидел в машине возле ее дома, не зная, что делать. Первый раз в жизни у него заболело сердце. Оно болело неровно, резкими, глубокими толчками: боль, остановка, опять боль. Потом замерло, затаилось внутри, как живое существо, которому страшно. Внезапно пошел снег, густой, пронзительно-белый, похожий на клочья ваты. Машина постепенно превратилась в кокон. Ноги его затекли. Тогда он сказал себе: «Быва не быва!» И вышел. В подъезде помедлил немного, вытер лицо носовым платком, потопал ногами и решительно нажал кнопку шестого этажа. Лифт остановился, и дверцы раскрылись. Она стояла на площадке в серой шубе и маленькой черной шапочке. Он сделал шаг вперед и, не чувствуя губ, прошептал:
– Прости меня…
Она застонала и быстро вошла в лифт, не глядя на него. Он успел прыгнуть следом, и дверцы захлопнулись. Они стояли рядом в обшарпанной кабинке, испещренной похабными надписями. Лифт остановился, он нажал кнопку последнего этажа, и их опять понесло вверх.
– Ради бога, – повторил он, – прости меня. Я не предполагал такого, я не…
– Что ты, – прошептала она. – Что ты… Ты не виноват…
– Если ты меня бросишь… – не слыша себя, сказал он. – Если так, у меня ничего не останется…
– Что ты, – повторила она и заплакала, прижавшись к нему.
Лифт остановился, дверцы раскрылись. Они сели в белую пушистую машину. Сердце его вдруг перестало болеть, что-то разжалось внутри, отпустило. Она все еще плакала, теперь уже не сдерживаясь, навзрыд. Он взял ее мокрую руку и провел ею по своим глазам. Вчерашние крики, взъерошенный зять, пощечина – все затянулось, поглотилось ровно идущей с неба пронзительной белизной. Он включил двигатель, они медленно поехали по скользкой узкой улице и вскоре оказались на загородном шоссе. Город исчез из виду. По правую сторону вырос густой, весь белый, неподвижный лес. Он остановился на обочине. Выключил фары. Было совсем темно. С мягким шелковым шумом упала с дерева снежная шапка.
– Если ты хочешь, – вжимаясь в ее воротник, произнес он. – Если ты скажешь, мы все это поломаем.
– Что поломаем? – спросила она.
Он чувствовал, что слова застревают в горле, спотыкаются. Пересилил себя и все-таки сказал:
– Всё.
– Господи, – прошептала она. – Господи, что ты говоришь! Разве мы можем? Ты уйдешь из дому? Или я уйду? Куда?
Он вдруг ощутил, что ждал именно этого ответа. В голове как-то сама собой отпечаталась вся его жизнь: Марина, брошенная генеральским сыном, старая, хриплоголосая, измученная Люда, дом, доставшийся с таким трудом, налаженный быт, работа. Куда деваться? Сгорбившись, он смотрел прямо перед собой, в нависшие над стеклом белые тяжелые ветки. И тогда она крепко обняла его, закрыла блестящие от слез глаза:
– Молчи, прошу тебя. Просто молчи. Ничего мы не можем.
2
– Марина будет рожать в больнице для жен дипломатов. Он ее устроил, – с уважением сказал отец за обедом. – Устроил все-таки! Черт знает что!
– Сколько заплатил-то? – бабушка понизила голос.
– Я не спрашивал, – отец пожал плечами. – Я до сих пор не понимаю, как это она опять замуж выскочила!
– Что я вам говорила? – бабушка торжествующе задрала подбородок. – И вышла, и опять выйдет, и еще не раз. На этом не остановится. Он, нынешний-то, кто? Физик, что ли?
– Отец у него физик. С именем. Свой особняк на Ленинских горах. Я ведь не вдаюсь в подробности. Тошнит, как посмотришь на эту жизнь.
– Мадам? – с намеком спросила бабушка.
– Нет, Люда вроде его не трогает. Надоело. Есть деньги, и хорошо. Но Марина! Она с ним не разговаривает. Только: дай, дай, дай! Я повешусь, если наша будет такой же!