– Что это с ним такое?
И уловил беззаботный ответ довольной Ксюши:
– Да пусть уходит! Никто его сюда не звал!
Он почувствовал острую боль в сердце и ушел, огромными шагами перескакивая через заросшие бурьяном грядки своего огорода.
Ксения боязливо спросила у мужчины:
– Игорь, а как там Кристина?
Все немножко принахмурились. Игорь вздохнул, положил пальцы на виски и стал энергично их растирать, будто хотел предотвратить приступ головной боли.
– Лучше, гораздо лучше. Она уже встает и пытается ходить. С костылями, правда. Но домой приедет еще не скоро. В лучшем случае к следующему лету. Но хорошо уже то, что дело пошло на поправку. – Пригорюнившись, он замолчал и устремил пристальный взор на юг, как будто мог увидеть жену через тысячу километров. Потом потряс головой, очнувшись, и позвал ребят: – Давайте идите к папе, ваша вторая мамочка устала вас держать.
В ответ дети еще сильнее вцепились в шею девушки. Она жалобно застонала:
– Ой-ой-ой! Да вы меня сейчас задушите и не будет у вас мамашки под почетным номером два! Пойдемте лучше в дом, холодно уже!
Устроились на кухне у затопленной печки, где было тепло и уютно. Дети мирно играли в углу на топчанчике.
Мать осторожно предложила, боясь возражений:
– Ксюша, ты не против, если мы тебя заберем в город завтра? Все равно занятия скоро…
Девушка довольно согласилась, радуясь, что больше не увидит нахального соседа.
А в это время тот вел себя абсолютно неподобающим образом для взрослого человека двадцати семи лет, инженера с высшим образованием. Сидел на толстой ветке дерева, растущего на границе участка, обхватив ствол руками, и пялился в незанавешенные окна соседей. Хорошо были видны все передвижения людей в соседнем доме. Но высматривал он одного человека, причем прекрасно зная, что поступает дурно. Но не мог остановиться. На душе было так погано, что хотелось немедленно пришибить невесть откуда взявшегося мужа.
В доме напротив занавесили окна. Ложатся спать. И она, конечно, стелет постель, в которую ляжет вместе с другим мужчиной. Представил Ксюшу в страстных объятиях этого пижона и чуть не упал с дерева от горькой обиды, злой ревности и безнадежной тоски. Непроизвольно стукнул головой об ствол, задел недавно затянувшуюся ссадину и грязно выругался от боли. Но боль физическая хоть немного отвлекла от неистовой сердечной муки.
Снова напряженно уставился на соседский дом. Через час свет погас сначала в одном, потом в другом окошке. Вот потемнело и последнее. Макс застонал и спрыгнул вниз с трехметровой высоты.
Угнетенный мозг требовал движения. Пошел в сарай, вывел старый велосипед, сел на него и быстро погнал в сгущающуюся тьму.
Колеса бешено вращались, ветер дул в уши, огромные лужи, в которые он въезжал, становились все глубже, но он только сильнее жал на педали. Лоб горел. По спине бежали струйки пота. Икры ног с непривычки сводило судорогой, ныли ладони, стискивающие руль несколько часов подряд. Но он ничего не ощущал, кроме отчаянного, всепоглощающего страдания. Душа ныла, обожженная огненной лавой.
Изнемогая от усталости, поднялся на пригорок, бросил велосипед на траву и прижался виском к белеющему в темноте тонкому стволу березы. Она ласково зашелестела листьями, будто пыталась утешить саднящую в его сердце боль.
Над горизонтом появилась слабая полоска, светящаяся нежным розоватым отблеском. Рассвет! Он проездил всю ночь и не заметил этого!
Что это с ним? Горячечный бред? Влюбился он, что ли? В чужую жену?! Что же ему сейчас делать? Что? В душе горело настоящее пламя. Подобной нечеловеческой пытки ему еще испытывать не доводилось. Уж лучше бы ногу сломать или руку…
Заря занималась все сильнее. Понемногу стали видны окрестные холмы. Он прерывисто вздохнул и оглянулся. Ну и где же он? Найти дорогу назад проблематично, местность незнакомая. Вокруг одни холмы, заросшие густым лесом, дорог нигде не видно. Он внимательнее присмотрелся к мокрой от дождя, сероватой земле.
На влажной почве при разгорающемся свете дня четко просматривался отпечаток протектора. Сел на велосипед и вяло покатил обратно по собственному следу. Перетруженные ноги болели, он с трудом жал на педали и домой приехал только в полдень. Затормозил на дороге напротив соседского дома. Ворота были открыты, видимо для выезда автомобилей.
Соседи уже укладывали вещи в машины. Банки, ящики, свертки. Ксения тоже вышла во двор, одетая в синее шерстяное платье с высоким воротом и длинными рукавами. Тоненькая, изящная, отчаянно красивая. Роскошные волосы скручены тугим узлом на затылке, подчеркивая точеную шею. У него в голове застучали отвратительно громкие молотки. Она уезжает!
Максим, устало склонившись к рулю, безысходно наблюдал, как садятся в «Волгу» родители и машина тихо, задом, выезжает со двора; как следом, так же осторожно, выезжает эффектная дорогая машина; как Ксения закрывает за ними ворота, машет рукой дому, прощаясь с ним, будто с человеком, оглядывается на детский крик, который втыкается в него, как злодейский кинжал, «мамочка!» и садится на заднее сиденье к обнимающим ее малышам.
«Шевроле» проехал почти вплотную к нему, но Ксения даже не посмотрела в его сторону. Она о чем-то весело болтала со своими детьми.
Автомобиль давно скрылся за поворотом, а Максим все стоял, безнадежно опустив руки, и смотрел вслед отчаянными глазами.
Глава 3
Ноябрь то сыпал густым пушистым снежком, то поливал противным холодным дождем. Сдав нескончаемый зачет по английскому языку, утомленная Ксения неторопливо брела домой, лениво разглядывая разряженные манекены в витринах модных бутиков и нехотя жуя купленный в университетском буфете на редкость невкусный беляш. Внезапно дорогу ей перегородил здоровенный парень в черной кожаной куртке.
– Привет! – прозвучал чуть охрипший голос.
Она вздрогнула и остановилась, досадуя на неловкость, овладевшую ею. Вот уж с кем ей совершенно не хотелось встречаться.
– А, Максим Иванов, привет! Гуляешь? – медленно подняла руку в кожаной перчатке. Жест можно было понять двояко: и как неохотное приветствие, и как недоброжелательный сигнал – «иди-ка ты своей дорогой!».
Он хмуро усмехнулся, изучая ее задумчивыми серыми глазами. Ей стало не по себе. И чего ему опять от нее нужно?
– Ну, можно и так сказать. Много дней уже так гуляю. Сегодня вот повезло. Давай поговорим? – Он заглянул ей в глаза неожиданно серьезным, просительным взглядом. – Я смотрю, ты есть хочешь.
Она растерянно посмотрела на недоеденный беляш, зажатый в руке, и бросила его в стоящую рядом урну.
– Давай зайдем вон в то кафе. – Он махнул рукой в сторону светящихся окон небольшого кафе на перекрестке.
– У меня денег нет. – И, предупреждая его заявление, что раз он приглашает, то сам и платит, категорично добавила: – А за чужой счет я не ем.