Рекенштейны - читать онлайн книгу. Автор: Вера Крыжановская cтр.№ 36

Он вынул из кармана сложенный листок, положил его на колени молодой женщины и снова взялся за кисть.

Дрожа, как в лихорадке, Габриэль откинулась в изнеможении на спинку кресла, и судорожно мяла в руке письмо Веренфельса. Целый ад ревности и страсти кипел в ее груди.

Она выпрямилась, порывисто развернула письмо и стала читать: «Дорогая Жизель»… буквы прыгали и мешались в ее отуманенных глазах, и прошло несколько минут, прежде чем она была в состоянии продолжить чтение. Под впечатлением тайных упреков совести молодой человек был нежным и более отдавался излиянию чувств, чем это было бы без этой причины. В сердечных выражениях он говорил о болезненном состоянии его матери и передавал ей благословение и поцелуй, которые умирающая посылала своей будущей невестке. Далее он писал: «Мне грустно, что-то давит и волнует меня, и я спрашиваю себя порой, достоин ли я тебя, Жизель, и сумею ли я сделать тебя счастливой, как ты того заслуживаешь? Но я отгоняю эти мысли, зная, как глубока твоя любовь ко мне. Когда ты станешь подругой моей жизни, невинный взор твоих голубых глаз, чистых как небо, прогонит эти черные мысли, этого демона, смущающего меня. И потому я хочу ускорить насколько возможно нашу свадьбу. Я знаю, что твоя любовь даст мне покой и счастье».

Трепещущей рукой Габриэль сложила листок. Сумрачно сдвинув брови, она то бледнела, то краснела. Ей был понятен тайный смысл этих строк; демон, убивающий его спокойствие, была его страсть к ней. В союзе с Жизелью он хотел найти спасение и счастье. Эта простая ограниченная девочка будет обладать тем, что она считает своею собственностью. «Нет, никогда! Их надо разлучить, развернуть пропасть между ними во что бы то ни стало», — говорила она себе, бледнея, и мрачный огонь сверкал в ее глазах. Она не замечала насмешливого пытливого взгляда, с каким художник следил за борьбой в ее душе, и улыбку удовольствия, с какой он отвернулся, кончив свои наблюдения.

Беспомощная ревность пожирала ее. Демон-искуситель пробудил пагубные страсти, таившиеся в ней, и протягивал к ней свои когти, чтобы схватить ее и ветреную, страстную женщину сделать преступницей, сообщницей негодяя. Оставаясь глухой к голосу своего доброго ангела, кричавшего ей: «Удержись», она рванулась к итальянцу и прошептала:

— Я заплачу вам за молчание, а если вы разлучите Жизель с Готфридом, я награжу вас сверх ваших ожиданий.

Как справедливо, что первый же шаг в сторону от прямого пути бывает пагубным для нас шагом, он часто ведет к гибели, он всегда дает сильное оружие роковой случайности, которая сторожит нас в образе человека, находящего свой интерес в грехе и несчастии ближнего. Увлеченная своей безумной страстью, Габриэль рискнула пойти на ночное свидание с Готфридом, и это неуважение к долгу честной женщины отдало ее в руки Серрати, который воспользовался ее преступной любовью как орудием, чтобы погубить ее. Как ни была она легкомысленна и страстна, никогда бы она не посягнула на жизнь мужа и Арно, даже для того чтобы сделаться женой Веренфельса, и, несмотря на ослепление ревности, эта мысль приводила ее в ужас и внушала к итальянцу отвращение, смешанное со страхом, которое она должна была скрывать, зная, что находится в его власти.

Гвидо Серрати был опасный человек. Под его приятной наружностью, вежливым и скромным видом скрывалась вероломная, лукавая, развратная душа. Кроме хитрости и энергии, которыми он был наделен от природы, случай вложил ему в руки страшное и тайное оружие, на которое он и рассчитывал, чтобы исполнить обещания, данные Габриэли. Этим оружием была гипнотическая сила.

Несколько лет тому назад Серрати сопровождал в Индию одного итальянского старого вельможу, который пригласил его в качестве секретаря и художника, чтобы составить большой альбом индийских типов, замечательных монументов и других интересных предметов. Во время этого путешествия Гвидо имел случай оказать услугу старому индийцу, и тот из благодарности посвятил его — найдя его к тому способным — в эту науку, дающую такую власть. Молодой человек сумел удивительным образом воспользоваться уроком и уже не раз подчинял своим желаниям и своим интересам волю людей, с которыми имел дело.

И теперь он предполагал воспользоваться этой странной силой, которая тяжелым свинцом ложится на умственные способности человека и подчиняет их чужой воле. Это влияние тем более опасно, что никакое чувство в человеке, в живом, в растении не может ему противиться. Эта тайная власть способна внушать как добро, так и зло, и каждый человек повинуется ей, если только умеют употреблять средства, соответствующие его натуре. Тот, например, на кого не подействует вид металлического предмета, пристальный взгляд, гипнотические пассы, тот поддается звукам музыки, отдаленному звону колокола, виду какого-нибудь яркого цвета и запаху, настолько сильному, чтобы произвести в нем поражение нервной системы, бездействие мозга, необходимое, чтобы чужая воля могла поработить его.

Слепцу, например, слух и обоняние будут служить проводниками, чтобы внушить ему постороннее внешнее представление; глухому — зрение и свет. Но, кроме того, к каждому должны применяться особенности, соответствующие его натуре.

До сих пор эта сложная наука мало известна и мало пользуются ею; но тем, которые занимаются ее исследованием, будущее готовит много неожиданного. Эта сила будет играть огромную роль в медицине и в жизни.

Страстный и развращенный, Гвидо почувствовал сильное влечение к Жизели. Нежная красота молодой девушки с русой головкой воспламеняла его чувства, но честность Жизели и то обстоятельство, что она была невестой человека гордого, с которым нельзя было шутить, заставляли художника скрывать свои чувства. Покровительствуемый случаем, хитрый итальянец решил удовлетворить свою прихоть не только не рискуя, но еще и надеясь получить за это крупную сумму денег, вполне прикрываясь сообщничеством графини.

Для приведения в исполнение своих намерений он начал с того, что вечером же объяснился с Габриэлью. Затем он попросил у графа позволения разместиться для работы в маленьком мавританском павильоне, находящемся в конце парка, возле большого пруда, и состоящего из двух комнат и стеклянной галереи.

Как только Гвидо устроился в своем новом помещении, он отправился в дом судьи и попросил Жизель дать ему еще два-три сеанса.

Делая вид, что рисует, Серрати пристально глядел на молодую девушку, напрягая всю свою волю, чтобы мысленно внушить ей некоторые жесты и слова. На другой день он принес с собой мандолину и по окончании сеанса сделал на ней несколько аккордов. Затем предложил молодой девушке научить ее играть; она, улыбаясь, согласилась. Он подошел и, положив ее пальцы на струны инструмента, заставил извлечь из него несколько звуков. Сам же, наклоняясь над ней, устремил на ее лоб и затылок всю силу своей воли.

— Довольно на сегодня, — сказал он смеясь, — теперь я спою вам что-нибудь.

Гвидо сел против нее и, аккомпанируя на мандолине, затянул мерную странную песнь; в ней слышались то пронзительные дрожащие звуки, то нежные, медленные и страстные, между тем как его пристальный огненный взгляд, казалось, был прикован к чертам своей жертвы. Незаметно для Жизели какая-то странная тяжесть, какое-то оцепенение овладело ею; ее ослабевшие руки упали на колени, утомленная голова прислонилась к спинке кресла, глаза были лихорадочны и неподвижны, лицо побледнело и изменилось.